Ну, Бокон и говорит дружку своему:
«Давай, Матвей, выбирай любой мешок и пересыпай зерно себе».
А тот тоже не дурак, стал тай кап[6] развязывать. Зерно из него и в два матвеевских мешка не вместилось бы.
Не выдержала я.
«Матвей! — кричу. — Не тронь пшеницу!»
Вижу, испугался он. А Бокон аж побледнел от злости:
«Замолчи! Не твое дело! Крути свои гайки да помалкивай!»
Тогда и меня разобрало. Схватила я ключ гаечный.
«Как это — не мое дело? — говорю. — О куске хлеба мечтаем, зернышко каждое бережем, а вы его любому встречному будете раздавать?!»
«Ты с кем разговариваешь? — раскричался Бокон. — Кто тут бригадир? Не лезь не в свое дело!»
Тут и Матвей начал меня успокаивать. Голосок такой ласковый сделал:
«Дочка, зачем ругаться? На, скушай яблочко», — говорит и яблоко мне подает.
Разозлилась я:
«Не нужны мне ваши яблоки! А зерно не мое и не бригадирское! Народное! За него сейчас кровь на фронте проливают…»
А Бокон вдруг гаечный ключ у меня вырвал и в сторону бросил:
«Отойди, соплячка! Насыпай, Матвей!» — кричит и кап развязал.
«Не дам!» — Я стала обратно кап завязывать.
А Бокон выругался матом — да как толкнул меня! Я еле на ногах удержалась. А тут и Карагул с дедом Сапаром на шум прибежали. А Матвей уже себе полмешка пшеницы насыпал.
«Бокон, что случилось?» — испуганно спросил дед Сапар.
«Мы брали у Матвея картошку для колхоза, а обещали вернуть зерном. А вот эта правдолюбка сдуру крик подняла!»
«Тогда все правильно. Что ж ты, доченька? — дед укоризненно покачал головой. — Разобраться надо было сначала…»
«Как так — все правильно?! Такие дела решает только председатель. И почему Матвей приехал сюда, а не на склад? А потом, я что-то не припомню, чтобы кому-то выдавали семенную пшеницу!» — возразил Карагул.
«Бабьи слова повторяешь! — разозлился Бокон. — Смотри, Карагул, не доведет это до хорошего!»
«Я говорю то, что думаю. Давай сюда мешок, Матвей!»
«Ты что, щенок, с ума сошел?!» — Бокон с ненавистью уставился на Карагула, но он не отвел глаза.
«Отдайте по-хорошему!» — повторил опять Карагул.
Злобно ругаясь, Бокон вскочил на коня и, нахлестывая его, поскакал к аилу. За ним, взяв свои пустые мешки, тронулся на дребезжащей бричке и Матвей. Мы молча стояли и смотрели им вслед.
Не прошло и недели, как по поклепу Бокона, заявившего, будто мы с Карагулом воруем колхозное зерно, обыскали наш дом. Когда из этого ничего не вышло, то он как бригадир сделал Карагула поливщиком, а его телегу передал другому. Бокон и меня обливал грязью перед руководством МТС. Но бригадир наш, Митька, заставил его язык прикусить: «Для вас, может, Уулча и плоха, а для нас лучше ее работницы нет!»