— У него тоже был слабый желудок? — с мягкой иронией поинтересовался инспектор.
— Естественно. Лучше сказать, со слабой волей. Может быть, не столь груб, как Вессер. Но по сути своей, возможно, хуже, потому что здесь у него было много знакомых среди немцев. Зачем они так лезли из кожи вон, чтобы у нас были самые лучшие, самые недоступные продукты и тонкие вина, когда дети на улицах падали в обморок от голода? Может быть, я и убийца, инспектор, но прежде всего я француженка. Поэтому я без всяких угрызений совести решила для себя, что Шалон должен умереть так же, как умер Вессер.
Очень спокойно, чтобы не прервать нить ее рассказа, инспектор спросил:
— Как, мадам Шалон?
Она повернулась к нему. На лице играла улыбка:
— Скажите, вам знакомы такие блюда, как «индейка, фаршированная каштанами»? Или «котлеты де-воляй из дичи по-индийски»? Или «бифштекс из вырезки на сухариках»? Или «омлет-сюрприз по-неаполитански»? Или «наваристый суп а-ля Багратион»? Или «баклажаны по-турецки»? Или «заливное из куропаток под соусом бельвю»? Или?..
— Достаточно, мадам Шалон! Я и голоден и пресыщен одновременно. Какое богатство блюд! Какое…
— Вы интересовались моими методами, инспектор Мирон. Я воспользовалась этими блюдами и еще сотней других. И в каждое из них мною было вложено немного… — она внезапно замолчала.
Инспектор Мирон невероятным усилием воли заставил не дрожать руку, в которой была рюмка дюбонне.
— Вами было вложено немного чего, мадам Шалон?
— Вы проводите расследование. Вы знаете, кем был мой отец.
— Жан-Мари Виллеруа, шеф-повар высочайшего класса, непревзойденный ученик несравненного Эскофье. Его называли единственным достойным учеником Эскофье.
— Да, и перед тем, как мне исполнилось двадцать два года, мой отец незадолго до своей смерти признался, что за исключением одной незначительной мелочи — это касается тушения мяса, — ему было бы не стыдно считать меня равной ему по классу.
— Очень интересно. Я преклоняюсь перед вашим искусством.
Инспектору Мирону с трудом удавалось совладать с своими нервами: его удивляла способность этой женщины говорить о не относящихся к делу вещах.
— Но вы сказали, что в каждое из этих несравненных блюд вы вложили немного… чего?
Мадам Шалон повернулась к нему спиной. «У нее красивые плечи, — заметил он, — талия тоже не так уж плоха, а бедра просто восхитительны». Глядя на море, она произнесла:
— Всего лишь капельку своего искусства — и ничего более, инспектор. Искусства Эскофье или Виллеруа. Разве такие люди, как Вессер или Шалон, могли перед ним устоять? Три или четыре раза в день я кормила их самыми разнообразными и изысканными блюдами. Я заставляла их есть до отвала, спать и снова есть, заставляла их пить много вина, чтобы они снова могли есть еще и еще. Странно даже, что они и столько-то прожили, куда уж дольше!