– Ю-бо, я и не знал, что ты здесь. Что ты тут делала?
В его тоне не было ни обвинения, ни беспокойства, только притворная обыденность, словно он проверял ее, выяснял, можно ли и дальше лгать. Взглянув на него, на его фальшивую улыбку, казавшуюся такой искренней, она, спотыкаясь, попятилась, и вдруг словно пол стал уходить у нее из-под ног, и она стала падать в пустоту. Ей надо было выбраться отсюда, из этих развалин, наполненных смертью и ложью. Она шаталась, обгоревший пол под ногами казался неровным, ей приходилось махать руками, чтобы удержать равновесие, словно в самолете в зоне турбулентности. Она прошла мимо Пака и Мэри и вытерла слезы.
– Понимаю, ты все слышала, – сказал Пак. – Ю-бо, ты должна понять. Я не хотел, чтобы это тяготило тебя, я думал, в итоге все сложится лучше, если…
– Сложится лучше? – удивленно произнесла она, повернулась и уставилась на него. – Как что-то могло пойти хорошо? Мальчик погиб. Пятеро детей лишились матери. Невинная женщина предстала перед судом по обвинению в убийстве. Ты сам в инвалидном кресле. А Мэри всю жизнь предстоит жить с тем, что ее отец – убийца. Ничто никогда не сможет быть хорошо!
Янг даже не замечала, что кричит, пока не умолкла и не услышала эхо собственных слов в тишине. В горле драло и свербело.
– Ю-бо, – попросил Пак. – Зайди внутрь. Давай поговорим. Вот увидишь, все образуется. Нам просто нужно пока что продолжать молчать.
Янг попятилась, на что-то наступила, пошатнулась, чуть не упала. Мэри и Пак оба ринулись вперед, протягивая руки. Янг посмотрела на протянутые рядом руки дочери и мужа, предлагающие ей помощь и поддержку. Она посмотрела на их лица, она любила этих прекрасных людей, стоявших у подножия тропинки, ведущей вдоль ручья. Высокие деревья за ними создавали купол у них над головами, сверкающие лучи солнечного света пробивались сквозь листву. Такое прекрасное утро, а вся ее жизнь рушится, словно Господь стремится довести что-то до нее и продемонстрировать ее никчемность.
– Ум-ма, пожалуйста, – сказала Мэри, посмотрев на нее, и от нежности, с которой она сказала «мама» по-корейски, Янг захотелось обнять дочь и вытереть ей слезы большим пальцем, как раньше. Она подумала, как легко было бы сказать «Да», взяться за руки и закрепить союз, который будет крепко держаться на их секрете. Потом она подняла глаза на почерневшую субмарину, со сквозными дырами в стенах, обожженную языками пламени, которые забрали восьмилетнего мальчика и женщину, пытавшуюся его спасти.
Она покачала головой. Нет. Она сделала один шаг назад, потом еще и еще, пока наконец не отошла на достаточное расстояние, чтобы они не смогли ее коснуться.