– Вы опрашивали Генри, и он сказал, что его поцарапала соседская кошка, верно?
– Да.
– Точнее, вы записали в деле Генри, что «нет никаких фактов, подтверждающих обвинение в физическом насилии», верно?
– Верно.
Шеннон вычеркнула строку «физическое насилие».
– Это оставляет нам только медицинское насилие. Обвинение сосредоточено на увлеченности Элизабет альтернативными видами терапии, особенно внутривенным хелированием и «Чудесной минеральной добавкой», так?
– Да.
Шеннон записала «в/в хелирование, ЧМД («отбеливатель»)» в таблицу.
– Теперь я приношу извинения, я не специалист в этой области, но мне кажется, что предпосылкой для установления факта медицинского насилия является то, что действия матери вредят ребенку, то есть он заболевает или усиливаются имеющиеся симптомы, верно?
– Да, обычно так и бывает.
– Это меня и смущает. Как можно называть методы лечения Генри насилием, если его состояние здоровья улучшалось?
– Я не уверена, что улучшалось, – Хейтс поморгала.
– Почему нет? – спросила Шеннон, и Мэтт уловил у нее на лице заинтригованное выражение, как у ребенка, который предвкушает что-то с видом «Что сейчас будет!» – Вы, безусловно, знаете, что невролог из специализированной клиники в Джорджтауне поставил Генри диагноз аутизм в три года?
– Да, об этом есть запись в медицинской карте, – ответила Хейтс. Мэтт этого даже не знал. Основываясь на комментариях Китт, он всегда считал, что «аутизм» Генри есть только у Элизабет в голове.
– Также в карте содержится запись, что тот же самый невролог осматривал Генри в феврале прошлого года и признал, что аутизма у него больше нет?
– Верно.
– Ведь если аутизм был и исчез, это улучшение, так?
– Невролог особо отметил, что изначальный диагноз мог быть ошибочным…
– Потому что улучшение в состоянии Генри было таким огромным, что иначе было бы необъяснимым. Ведь большинство детей не меняется так, как Генри, верно?
– Ну, во всяком случае он сказал, что большое количество занятий по речевой и социальной терапии вероятнее всего и привело к улучшению.
– Большое количество занятий, на которых настаивала Элизабет, куда она его записала и возила каждый день, вы это имеете в виду? – спросила Шеннон, снова изображая Элизабет матерью-героиней. Но это не раздражало Мэтта, а только заставило задуматься о том, что, похоже, он ошибался. Получается, одержимость Элизабет не была беспочвенна, и именно она излечила мальчика от аутизма.
– Видимо, да, – Хейтс сильнее нахмурилась.
– Даже если не считать аутизма, у Генри ведь наблюдалась положительная динамика и в других сферах? В три года это был чуть ли не истощенный мальчик во втором процентиле, страдающий от частой диареи, а в восемь лет попадал уже в сороковой процентиль и без проблем с пищеварением. Вы же помните соответствующие записи в его медицинской карте, детектив?