Тереза кивнула. Смерть Розы убила бы ее, разрушила бы всю ее жизнь. Но она испытала бы роскошь увидеть конец, опустить гроб в землю и попрощаться в последний раз. И скорее всего, со временем она бы поднялась, восстановила бы жизнь. А так она осталась на ногах, но в мучительном состоянии падения, где жизнь по кусочкам отрезается, день за днем, частичка за частичкой. Что лучше?
– Ну какая мать может так думать? – произнесла Тереза.
– Тереза, милая, ты прекрасная мама. Просто у тебя дурной день.
– Нет, я дурной человек. Наверное, детям было бы лучше с Томасом.
– Прекрати эту ерунду, – сказала Элизабет. – Слушай, тебе тяжело. Тяжело быть матерью таких детей, как наши. Знаю, Китт вечно твердит, что мне-то легко, но я так не чувствую, понимаешь? Я все время беспокоюсь, повсюду его вожу, пробую то одно, то другое, и еще эти сеансы дважды в день… – она покачала головой и выдавила смешок. – Боже, как я все это ненавижу. Я вымотана. А уж если я так себя чувствую, представить не могу, каково тебе, ведь у тебя гораздо больше задач, приходится справляться с гораздо большей нагрузкой. Я восхищаюсь тобой и Китт тоже. Ты чудесная мать, такая терпеливая, нежная с Розой, ты пожертвовала ради нее собственной жизнью. Поэтому тебя все называют матерью Терезой.
– Ну вот, теперь ты все знаешь, и это всего лишь один день, – Тереза моргнула и почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам, испытала знакомый стыд. Мать Тереза – это же просто шутка. – Господи, ну что со мной не так? Поверить не могу, что я все это тебе рассказала. Извини, я…
– Что? Нет. Я очень рада, что ты высказалась, – Элизабет коснулась ее руки. – Я бы хотела, чтобы больше мам не боялись так высказаться. Нам надо делиться и дурными вещами, тем, чего мы стыдимся.
Тереза помотала головой.
– Представить не могу, что сказали бы члены группы поддержки для родителей детей с ДЦП, если бы все это услышали. Наверное, вышвырнули бы меня. Другим подобное и в голову не приходит.
– Шутишь? Иди сюда, – позвала Элизабет, посмотрела на нее, пробралась между люком и телефоном внутренней связи, подальше от детей, и спросила приглушенным голосом: – Помнишь, что Китт говорила про ТиДжея и высокую температуру?
Тереза кивнула. Китт рассказывала о таком явлении, что от высокой температуры некоторые аутистичные симптомы ослабляются, ТиДжей перестает биться головой и даже говорит односложные слова, когда заболевает. Китт делилась, как у нее разрывается сердце, когда температура спадает и поведение возвращается («Волшебно и жутко, на день подглядеть, каким он мог бы быть»).