Но, конечно, она этого не сделала. Она вернулась на сеанс ГБО, улыбалась Янг и Паку, зашла в камеру. Китт не приехала (ТиДжей заболел), Мэтт тоже (судя по всему, застрял в пробке, хотя это очень странно, учитывая, как она сама сюда доехала), так что оставались только она и Элизабет. Как только люк закрылся, Элизабет спросила:
– Все хорошо? Что-то случилось?
– Конечно. То есть, все в порядке. Я просто устала, – ответила Тереза, растянув губы, надеясь, что уголки загнутся вверх. Трудно вспомнить, какие именно движения мускулов создают естественную улыбку, когда из последних сил сдерживаешь слезы, сглатываешь, моргаешь и все думаешь: «Пожалуйста, подумай о чем угодно еще, только не о том, что у тебя такая поганая жизнь и так будет до конца твоих дней».
– Ладно, – сказала Элизабет. – Ладно.
То, как она дважды произнесла «Ладно», стараясь не звучать обиженной, как девочка, которой сказали, что места за столом заняты, вызвало Терезу на откровенность. А может, дело в самой камере? Пустая темнота, где только поблескивает свет от плеера и доносится убаюкивающий голос повествователя – как в исповедальне. Тереза перестала сглатывать и моргать, отсела подальше от детей и принялась рассказывать.
Она рассказала Элизабет про свой день, про идущие впритык занятия, про то, как Роза уснула, про баночку для мочи. Она рассказала, как двенадцать лет назад пожелала спокойной ночи совершенно здоровой пятилетней девочке, уехала в командировку на два дня, а по возвращении обнаружила ее в коме. Рассказала, как винила в этом своего (уже бывшего) мужа, что он потащил Розу в торговый центр, не вымыл ей руки, накормил непрожаренной курицей и все в том же духе. Она рассказала, как врачи говорили ей, что Роза может умереть, а если и выживет, то мозг будет поврежден серьезно и навсегда.
Смерть на одной чаше весов, церебральный паралич и умственная отсталость на другой. «Только не умирай, только не умирай, пожалуйста, остальное навечно», – молилась она. Но в крошечные доли мгновений она задумывалась о пожизненных нарушениях. Ее малышка исчезла, осталась только физическая оболочка, напоминающая о ее отсутствии. Теперь надо нянчить ее всю жазнь, нормальная жизнь разломалась, как веточка. Ни работы, ни друзей, ни пенсии.
– Не то чтобы я желала ей смерти. Конечно же нет. Но от одной мысли об этом, не могу даже… – Тереза зажмурилась, чтобы отогнать жуткую мысль. – Я молилась, чтобы она выжила, и это произошло. Я была безумно благодарна – да и до сих пор испытываю признательность. Но…
– Но ты сомневаешься, о том ли ты молила? – спросила Элизабет.