Остановка — и пунктиры превращаются в лица, цветные линии — в небо над головой и солнце, запахи и листья. Когда люди спускаются из вагонов — видны блестящие рельсы, по которым едет поезд. Пара шагов навстречу, и расставание — пара шагов назад. Здесь слепая надежда сталкивается с суетливой отговоркой.
Запиликал мобильник. Отец. Сердце ойкнуло и ушло в пятки. Макс вздохнул и сжав челюсть, вернул сердце на место. Зло выругался: он знал, что и как спросит отец и что в итоге снова почувствует себя маленьким неудачником. Тревожно-напряженный осадок в душе завибрировал. Макс нажал кнопку и не узнал свой обреченный голос.
— Да, папа.
— Здорово, герой. Докладывай.
Тысячу лет он слышал эту фразу. И тысячу лет эта фраза наливала гранитом плечи и сгибала голову. Макс молчал, и в этом молчании было мальчишеское «не скажу!». Сейчас отец своим медленным скрипучим голосом спросит «молчишь?» и начнется… Неужели и сейчас я буду это слушать?
— Молчишь?! Так я скажу — тебе нечего сказать! Тебя как котенка ткнули и выбросили.
— Пааап, погоди. На гнилой лодке далеко не уплывешь. Компания была обречена и я…
— О, ты крут, да? Отца жизни учишь.
— Да ты меня не понял.
— Ага. Не понял. Да я тебя насквозь вижу: ты ничего не делаешь, поскольку знаешь, что папа поможет, устроит. Снова прибежит и денежек подкинет.
— Да нет же!!!
— Это ты себе сказки рассказывай. Все, овца, отбой.
Макс слышит гудки в трубке, медленно подходит к табуретке и пинает ее.
— Папа ты слышишь только себя!!!
Этот крик разносится над разноцветными крышами домов, блестящими от первого весеннего дождя. Вспугивает стаю голубей и те, хлопоча крыльями, кругами уносятся в небе. Миллионы маленьких человечков — в высоких и низких домах, просторных комнатах и тесных кухоньках — внутри себя повторяют этот крик, глядя под ноги миллионов больших человечков, которые… тоже когда-то были маленькими. Большие человечки в это утро говорят правильные слова. Но почему тогда их лица и голос становятся ледяными?
Макс набирается смелости и звонит отцу, чтобы крикнуть в надежде и горечи «Ты слышишь только себя!» И быстро, горячими и ватными пальцами, жмет отбой. Вздрагивает от нового звонка — это сын. И тот: «Паап, ты слышишь только себя!» И тоже отбой. Наверное, горячими и ватными пальцами…
И где-то вдалеке еле-слышно гудит поезд…