— Не смей!
Отец отшвырнул Петьку, словно пса шелудивого, и отхлестал его ремнем, широким, солдатским ремнем с царским орлом на пряжке. С той поры и возненавидел Петька отца и не переживал, когда «похоронка» пришла. Почти не переживал. Но все же сжалось его сердце, чуть-чуть сжалось, когда он «похоронку» читал…
Винтовка тяжела и неудобна. «Присесть бы», — думает Петька и переворачивает ящик, валяющийся у амбара, или, как говорит товарищ Кобзик, объекта № 5. Что в этом объекте — неизвестно. Одни говорят, пустой он, другие утверждают: добра разного в нем на сто тысяч.
«Сто тысяч — это много, — думает Петька. — На сто тысяч всю нашу деревню одеть-обуть можно, и останется еще». Петька начинает мечтать, что он сделает, если у него появятся сто тысяч, но дальше хорошей одежки и велосипеда мысли его не текут. Велосипед Петьке давно хочется. У них в деревне ни у кого нет велосипеда, потому что их деревня маленькая — всего двадцать восемь дворов.
Шуршат листья — убаюкивают. Петька просовывает руку под винтовочный ремень и смыкает глаза: «Хорошо-то как!»
— Зыкин?
Петька вскакивает, подхватывает рукой винтовку.
— Заснул на посту, сукин ты сын? — спрашивает товарищ Кобзик, который сегодня не только помкомвзвода, но и начальник караула, сокращенно карнач.
Петька в глаза не смотрит — стыдно. Ему и так скидку делают на то, что он слабосильный и маленький, а он…
— Предупреждал же тебя — не усни! — рычит товарищ Кобзик. — Опять взвод опозорил. Опять мне из-за тебя на орехи достанется.
Петька чувствует — щеки горят. «Хорошо, что темно сейчас и не видно этого», — думает он.
Хлопает в караулке дверь — ЧП. Дежурный по части — лейтенант Долгушин — черта поминает. Если бы не этот Довесок, то взвод по всем статьям в роте на пер: вое место вышел бы.
— Раз-гиль-дяй! — с расстановкой произносит взводный. — Под трибунал пойдешь!
«Правильно, — думает товарищ Кобзик. — За это стоит».
— А пока на «губу», — приказывает Долгушин.
«И это правильно», — думает товарищ Кобзик и говорит Никитину:
— Отведи!
— Есть, товарищ лейтенант! — отвечает Гришка и становится около Петьки.
— Снимай обмотки, ремень, — говорит товарищ Кобзик.
Петька сматывает обмотки, а сам на Никитина посматривает. Тот даже взглядом не посочувствовал — при исполнении служебных обязанностей он.
— Разрешите, вести арестованного? — обращается Гришка к Долгушину.
— Давай.
— Давай! — говорит Никитин и показывает Петьке на дверь.
Стыдно Петьке. Ой как стыдно! Во взводе на «губе» еще никто не был, он первый. «Вдруг про это Нюрка узнает?» — пугается Петька и всхлипывает.