«Деревня», — решил я.
Войдя, парень толкнул ногой дверь (она открывалась внутрь комнаты) и, не выпуская из рук чемодана и корзины, не снимая мешка, устремил взгляд на свободную кровать.
— Стало быть, мужики, это мое место?
Я фыркнул. Волков застыл с ложкой в руке.
— Хоть бы поздоровался, — сказал Гермес.
— Правильно! — Парень кивнул. — Здравствуйте, мужики, и… — он покосился на Нинку, — и дамочка. Стало быть, с Воронежа я. Проучился там месяц и десять дней — не понравилось. Думали мы с маманей, гадали и порешили: в Ашхабад мне ехать. Тут, говорят, теплынь круглогодично и с харчами подходяще. А в Воронеже жизнь клыкастая. Буханка на базаре — полторы сотни. Я из дому мешок картошки приволок, рассчитывал — на два месяца хватит, а ребята, с которыми на квартире жил, налетели, как саранча, всю за неделю сожрали. Не напасешься!
Все это парень выпалил одним духом, обведя придирчивым взглядом комнату, стол, уставленный тарелками и мисками, и нас всех поочередно.
— Звать-то тебя как? — спросил Волков.
Парень улыбнулся, показав крупные и ровные зубы.
— Стало быть, Жилин я… Семен Жилин… Будем, как говорится, знакомые… — И, расставшись с чемоданом и корзиной, сняв мешок, он подал каждому из нас руку.
Покончив с этим, уставился на кастрюлю, в которой Волков скреб ложкой дно.
— Никак харчиться собираетесь, мужики?
— Сообразительный! — сказал Волков.
Жилин перевел взгляд на мешок, поверх которого лежала гитара, и произнес, не то спрашивая, не то утверждая:
— По правилам, мужики, угощение полагается вам выставить.
— Обойдемся, — сказал Самарин.
Волков подмигнул ему: не вякай, мол. Я оживился, потому что всегда ощущал голод — овощная диета создавала лишь иллюзию сытости. Гермес поглядывал на Жилина с усмешкой, Нинка — украдкой, но с явной симпатией. Меня даже задело это: чего, мол, интересного нашла, парень как парень.
— Положено угощение выставлять, когда к новым людям жить приходишь! — с обреченным видом объявил Жилин.
— Обойдемся, — повторил Самарин.
Оставив ложку в кастрюле, Волков погрозил ему кулаком, я выругался про себя, Гермес продолжал усмехаться, Нинка незаметно для других посмотрелась в потускневшее зеркало, которое откуда-то приволок Волков и прикрепил на стене. После минутного замешательства Жилин присел на корточки и стал медленно распутывать узел на мешке. Засунув в него руку, извлек бутылку с тряпицей в горлышке, осторожно поставил ее на стол.
— Самогон!
— Дело. — Волков потер руки.
— С картошки гнали.
Сообщив это, Жилин снова стал шарить в мешке. Шарил он долго: видимо, не мог найти то, что искал.