Женщина проводила Волкова внимательным взглядом, и он, когда мы снова очутились одни, самодовольно спросил:
— Заметили?
— Обеспечил себе место в кутузке, — ответил Гермес.
Волков рассмеялся.
— Завидуете, черти!
В приемной сидела, сгорбившись над пишущей машинкой, сухопарая женщина. На стандартном канцелярском столе лежало толстое стекло с засунутыми под него вкривь и вкось бумажками, темнел испачканный фиолетовыми чернилами письменный прибор, промокательная бумага на пресс-папье так пропиталась, что казалась выкрашенной. Позади стола на специальной подставке маячили телефонные аппараты с высокими рычажками, у стены стоял диван с вмятинами на сиденье, слева и справа две одинаковые двери, обитые дерматином, густо усыпанным медными гвоздями с широкими узорчатыми шляпками.
Оторвав взгляд от пишущей машинки, женщина вопросительно посмотрела на нас.
— К прокурору, — сказал Волков.
— Сегодня приема нет.
— Неотложное дело!
— Какое?
— Это мы прокурору скажем.
Женщина кинула нетерпеливый взгляд на недопечатанные листы.
— В пятницу приходите. С десяти до двух.
Я хотел уйти, но Волков сердито сказал:
— До пятницы еще три дня, а у нас, повторяю, неотложное дело.
— Ничем не могу помочь. — Женщина достала папиросу, чиркнула спичкой, с наслаждением затянулась.
— Заместитель у себя? — грубо спросил я.
Женщина не ответила — сунула в пепельницу непотушенную папиросу, снова стала печатать.
— Подождем. — Волков демонстративно опустился на диван, жестом пригласил меня и Гермеса сделать то же самое.
Женщина продолжала стучать на машинке, близоруко склоняясь над листами с многочисленными помарками и вставками на полях. Казалось, она не обращает на нас внимания, но по резкости, с которой она ударяла по клавишам, чувствовалось — наше присутствие раздражает.
Волков достал папиросы, постучал мундштуком по пачке.
— Здесь курить нельзя! — сказала женщина.
Волков покосился на дымившийся в пепельнице окурок, усмехнулся. Я подумал, что женщина, хотя и не смотрит на нас, все видит, все примечает. Волков сунул папиросы в карман, откинулся на спинку дивана. На его лице было написано: «Посмотрим, чья возьмет».
Мы переглядывались, ухмылялись. Секретарша пробормотала:
— Только время напрасно потеряете.
— Ничего, — миролюбиво сказал Волков.
— Ничего, — как эхо, откликнулся Гермес.
Я добавил:
— Подождем еще немного и сами войдем.
Женщина посмотрела на меня с откровенной враждебностью. Я ответил ей тем же. Хотел подойти к обитой дерматином двери, но она распахнулась, и в приемной появился уже начавший полнеть мужчина с проседью в волосах. В одной руке он держал очки, другой, поморщиваясь, потирал поясницу. Женщина вскочила, стала жаловаться на нас, называя мужчину Владимиром Ивановичем. Он покачал головой, неодобрительно сказал: