– Это Сусан принесла. Гуго приехал дом продавать и дал ей, чтоб мне передала. Но, сволочь, не звонил. И Сусан говорит, что он уже уехал. Я оставлю их на черный день.
Она была счастлива, но грустна. Говорила:
– Ну хоть бы позвонил, предатель! Ну да ладно, бог с ним, главное, что жив-здоров и вспомнил.
Наши были уже в Лос-Анджелесе, а я, как всегда, жил и работал в Ереване. Маро навещать было некогда, и ездил я к ней редко, только по поводу. То к врачу сводить, то мебель переставить. Ленинаканские родственники тоже к ней почти не ходили, а хлеб покупали соседи.
Ей было уже за восемьдесят, у нее развивались глаукома и старческое слабоумие. Я устроил ей операцию глаз, но это особо не помогло. Зрение не восстановилось, она едва видела свет. Ей все казалось, что соседи приходят к ней домой и воруют или меняют ее вещи. Как-то она мне сказала:
– А ну-ка, посмотри на этот ковер.
Я посмотрел.
– А что с ним?
– Разве это мой ковер? Ты хочешь сказать, что это ковер, который купила Вардануш?
Я не знал, что ей ответить, но решил поспорить:
– Маро, ты же не видишь, насколько мне известно, с чего ты взяла, что это не тот ковер?
– Э-э-э… Ты думаешь, что я сошла с ума. Но я все знаю, – сказала она и посмотрела в пустоту – в мою сторону. Этот взгляд мне напомнил тот, когда она удивлялась, что я могу сто раз ходить в театр. И на ее лице было написано: о чем мне с тобой, дебилом, говорить?
Это было невыносимо: видеть, как Маро, с которой считался весь Ленинакан, которая не боялась ломать стереотипы и, вопреки всем понятиям о нормах в фундаментальном обществе, свободно выработать свою философию, постепенно превращается в кактус на подоконнике. Мне было больно, но и интересно наблюдать за ней. Я был у нее единственным. Звонил каждый день, если не удавалось съездить. А когда приезжал, то разводил ее на разные разговоры.
Тяжело было слушать одну историю: ночами ей казалось, что у нее на коленях сидит ребенок. Она его гонит, а он все сидит и воет. Было невыносимо представлять ее мучения. Но когда она рассказывала мне все это, я понимал, что она на какое-то время успокоилась.
Когда Маро умерла в больнице, я прибрал немножко в доме и заметил, что на подоконнике нет куклы. Я начал ее искать и понял, что она не может быть далеко от Маро. Открыл ее диван и не ошибся. Кукла была аккуратно замотана в пеленки. Я завернул ее в старый плед и понес в морг. Попросил патологоанатома положить ее с Маро. Работник морга взял сверток и оттуда вылезла маленькая голова. Он вскрикнул и уронил куклу на пол.
– Что это, черт побери?