Несмотря на порядочные пищевые запасы в моем ранце, я любил питаться в буфете. Самым вкусным там были котлеты буфетчицы тети Айкуш. Думаю, всех буфетчиц советских школ рожала одна и та же мать – все они были пухленькие, в белом халате, с короткими пальчиками и лукавым взглядом. Котлеты тети Айкуш имели одно преимущество перед бабулилизинскими котлетами: в них почти не было мяса. Они хрустели под зубами, были тонкими, как современные чипсы, и черно-коричневого цвета. А самое главное, ничем не воняли. У меня с детства слишком чуткое обоняние. Все остальные сигнальные системы в норме.
Питаться вне дома – на улице или в буфете – было в нашей семье не принято, даже в каких-то случаях считалось криминалом.
– Как?! Ты ел на улице? – выпучив глаза, ужасалась мама. – Как тебе не стыдно!
Все это говорилось так, будто я публично справил нужду.
– Если кто-нибудь увидит, подумает, тебя дома не кормят! А самое главное, ты можешь подхватить желтуху или еще что похуже!
Конечно, уровень государственного общепита в Советском Союзе мог бы быть и получше. Но у нас страх перед едой, приготовленной не дома, был патологическим.
Меня пугали всякими историями, мол, в школе можно съесть в крайнем случае коржик или булочку. Коржики я специально не покупал, чтобы не дразнили Ёжиком-Коржиком. Ёжиком-Серёжиком, кстати, меня прозвала мама. Она в этом призналась как-то.
Было истинным счастьем, если кто-то уронит на пол коржик, а еще лучше – булочку с изюмом. Булочка сразу превращалась в футбольный мяч. Естественно, после пары ударов она разлеталась на многочисленные маленькие булочки, и у нас становилось все больше и больше футбольных мячиков. В основном это происходило на больших переменах. Учителя нас за это наказывали. И желали нам в своей жизни обязательно пережить ленинградскую блокаду или геноцид 15-го года, чтобы к хлебу относились трепетно и с уважением. Думаю, добрые пожелания наших чутких учителей сбылись: в восьмидесятых мы пережили Спитакское землетрясение, в девяностых – развал СССР и две голодные зимы без электричества и отопления. И, наконец, две войны в Арцахе. Саундтрек «Санты-Барбары» – скорее, позывные к началу сериала, который мама смотрела, подключив телевизор к аккумулятору, – до сих пор звучит у меня в ушах, когда мне холодно.
Все, что варилось или тем более жарилось вне дома, есть было опасно, можно было умереть. Во всяком случае, мне так говорили. Что же касается пирожков, которые продавали у школы, или кваса… осмелиться это съесть или выпить было настоящим преступлением перед родителями! Потому что в пирожках кошачье мясо, притом преимущественно мясо тех кошек, которые попали под машину: таких легче перемалывать в мясорубке. В «квасовой» бочке держали лягушек, чтобы он оставался холодным. А дед Айк говорил, что продавщица там иногда еще и ноги моет. Он это объяснял тем, что у нее мозоли на ногах, а квас – отменное средство, чтобы эти мозоли размякли.