У меня началась интересная студенческая жизнь. Совершенно случайно я поступил в студенческий театр. Шугаров, руководитель театра, был отличный мужик, меня любил и давал мне хорошие роли. Мне понравилось находиться на сцене, я участвовал в студвеснах, в кавээнах. Везде, где можно было быть в центре внимания. Я таял, когда на меня смотрели девушки. Однажды я понял, что стану актером, и сказал об этом Шугарову. Он на меня посмотрел с удивлением и спросил:
– На черта тебе это надо? Театр – это крысятник, да еще тебе придется играть на армянском. И вообще, если так, то зачем ты сюда поступил?
Зачем-зачем… По инерции. Впервые я понял, что меня никто и не спрашивал, куда я хочу поступать. И еще понял, что фраернулся. Надо было идти в театральный, но поздно. Или, как стало ясно потом, рано. Я просто решил для себя, что окончу этот институт, а потом пойду в театральный. Как говорится, жизнь еще впереди.
Я перечитал всю необходимую мировую классическую драматургию и приступил к теории театра. А надо было сдавать экзамены по истории Древнего мира, КПСС и по философии. Но Шугаров меня спас: он убедил меня, что актер – профессия многогранная и что на сцене все пригодится. Это было стимулом продолжить учебу в педагогическом. Да еще, не скрою, я не умел как следует читать и писать по-армянски. Как бы я стал актером? Я взялся и за армянский, читал все, что мне попадалось из литературы и из драматургии. В общем, я себя готовил уже в актеры. В институте знали, что после Брюсова я пойду в театральный.
Как много надо стараться, чтобы обрести счастье, и как быстро, за секунду, можно его потерять. Генеральный секретарь ЦК КПСС, лауреат Нобелевской премии Горбачев решил издать идиотский закон. Нет, речь не о «сухом законе», на него мне было наплевать – я не пил. Он издал закон, что студенты первого курса отныне должны призываться в армию.
Вроде жизнь налаживалась. Я влюбился в однокурсницу Вику – и вот тебе!
Мама была в отчаянии, просто сходила с ума. Она требовала от отца освободить меня от армии, а не то она опять отравится. Она не сможет пережить мою смерть. Мама была готова даже пойти против своих принципов и дать взятку военкому. Но ведь она мечтала для меня о карьере хоть какого-нибудь государственного чиновника, а освобождение от армии стало бы в этом смысле волчьим билетом. При этом меня опять никто не спрашивал. Они даже не знали, что я уже решил стать актером, и готовили меня в работники Министерства просвещения или куда-нибудь в Москву – продолжать учиться и стать наконец-то человеком.