В общем, мама просто не знала, что делать. А папа не знал, как от нее избавиться. Блата в военных структурах у него не было, и он был растерян. Мама говорила, что если отец захочет, то сделает даже невозможное.
– Ты для своих ленинаканских рабизов делаешь все! А своего сына хочешь в Афганистан отправить!
Она об этом говорила так уверенно, как будто знала, что меня возьмут именно на войну. Иначе и быть не могло.
Папа иногда срывался на скандал, мол, это не институт, чтобы твоего идиота пристроить! Это армия, понимаешь?
Мама говорила:
– Серёжик, как видишь, не идиот! Просто он эмоциональный ребенок, весь в меня.
– Да, он эмоциональный идиот, весь в тебя.
– Идиоты эмоциональными не бывают.
– Бывают, бывают, – говорил отец и добавлял: – Все идиоты эмоциональные!
– Если хочешь, чтобы Серёжика привезли из Афганистана в цинковом гробу, то продолжай сидеть на диване и философствовать.
Отец все никак не мог этого понять, он снова спрашивал:
– Откуда ты знаешь, что он попадет именно в Афганистан?
– Вот сын соседа Вильяма попал именно в Афганистан, значит, и он может попасть, – рассуждала мать.
В общем, наш дом превратился в дурдом! Наконец мама с папой пришли к консенсусу. Ёж пойдет в армию, но куда-нибудь поблизости, ну хотя бы в Грузию. Чтобы все было под контролем.
Папа нашел кого-то, договорился с военкомом, дал наконец-то на лапу, и меня пообещали с призывного пункта забрать в Тбилиси, в какую-нибудь местную часть. Я все это слушал как бы со стороны. Как какое-то кино, где решается чья-то судьба. И никак не мог переложить это на себя. Был безучастен и равнодушен, как мебель.
В один прекрасный день пришла повестка, и я осознал, что через день моя жизнь поменяется.
Я только завязывал отношения с Викой, я влюбился. Кстати, это произошло случайно. Она мне просто нравилась, как и многие девушки с нашего потока. Но однажды я зашел к ней домой за каким-то рефератом. Она мне открыла дверь в очень коротких шортах и пахла предательскими духами. Они меня разоблачили, сорвали маску, раздели догола. Да еще и эти шорты! Ноги у нее уже заканчивались, а шорты все не начинались. Она была как в чем мать родила. Мне стало жарко, ребра заболели от биения сердца. Я смотрел на ее длинные ноги и все пытался представить большее. Она ничего не замечала или прикидывалась. Мы пили кофе и беседовали, ее родители были дома, мы пошли на балкон. Долго сидели, я забыл, зачем пришел. И опять решил, что женюсь – и все! На этот раз после армии! Но пока надо было как-то ей сказать, что я ее люблю.
По поводу проводов в армию я организовал у нас дома вечеринку. Пришел весь наш первый курс. Я устроил фуршет, мы выключили свет и начали танцы-прижиманцы. Тогда был в моде Тото Кутуньо. «Лашате ми канта-а-аре», – пел виниловый диск. Мы танцевали, было и грустно, и хорошо. Наши, естественно, из дому не ушли, и мама умудрилась несколько раз зайти в комнату и проветрить, потому что были курящие. Ребятам это не мешало, а меня сводило с ума: ну неужели нельзя уйти куда-нибудь к соседям?