А пока мы слышим лишь театральные стенания в неясности: «Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (7:24). И неожиданную концовку: «Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим» с подтверждением торжествующей дихотомии добра и зла, ориентирующихся на две различные внешние силы: «Итак, тот самый я умом своим служу закону Божию, а плотию закону греха» (7:25). Конфликт повис в неопределённости раздвоения. Иудейское единство души и тела отвергнуто? Но ведь и «закон Божий» и «закон греха» имеют общность схождения в воле Бога. Но Павел этого не замечает. Он, по привычке, пытается рассчитывать на собственные силы. Вопреки своим же намерениям.
Той основой, на которую Павел может опереться в своём поиске обретения истины является «закон духа жизни во Христе Иисусе, освободивший меня от закона греха и смерти». Он оперирует здесь понятиями «закона праведности» и «закона смерти», как бы восстанавливая в зрительном пространстве слушателя (и в своём собственном) картину вечного противостояния добра и зла как изначально разделённых и противоборствующих сущностей. Картину, привычную для восточного менталитета. Но основная сцена борьбы сосредоточена внутри человека в противостоянии ума – «внутреннего человека» и плоти человека, т. е. «человека разделённого».
С той особенностью, что конфликт осмысляется в рамках юридической терминологии: «Как закон, ослабленный плотью, был бессилен (т. е. это было, как бы, изначально предрешено судьбой; Ф.Г.), То Бог послал Своего Сына в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти (вновь: «подобное уничтожает подобное»; Ф.Г.), дабы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу» (8:3–4). Тем Закон исполнился, но уже иной, преисполненный не смертью, но «духом жизни». И раздвоенность помышлений жизненных уже грозит уверовавшим: «Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном» (8:5). И далее следует выражения, близкие к ветхозаветным: «потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божиему не покоряются, да и не могут» (8:7). «Покорность Богу», тем не менее, для Павла незыблема. Собственно, для него это знаковый показатель истинной веры. Внутренние убеждения и «свобода выбора» ею полностью поглощаются. Они входят в понятие изначального принципа покорности. И Павел довольно часто демонстрирует именно такой ракурс соотношения «вера – покорность». Он всегда категоричен в своих убеждениях: «Посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (8:8). Для него настолько очевидно, что он готов решать это за Бога.