Но психологически, этот эмоциональный выпад, спровоцированный напряжённостью момента. Помимо этого, он также свидетельствует и об отсутствии в то время каких-либо письменных фиксаций положений учения, переживавшего пионерский период своего распространения «из уст в уста», сочетающегося с максимальностью волевых усилий, по крайней мере, для наиболее активных адептов, пребывающих в постоянной готовности к принятию «сошествия Святого Духа». Харизматикам, заметим, Дух «является», а не проповедью вызывается.
И чтобы уже окончательно уничтожить своих противников из иудеев, Павел добавляет: «Но умы их ослеплены: ибо то же самое прокрывало доныне остаётся неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается» (3:14–16).
Собственно, со стороны Павла полемики нет. Есть красочное описание существующего положения. Спор «не о чём», но «как». Т. е. об отношению к спору. О его содержательности говорить не приходится и Павел, сознавая это, по-видимому, оканчивает «полемическую»» часть утверждением веры в своё превосходство: «Господь есть Дух, а где Дух Господень, там свобода. Мы же открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как Господня Духа» (3:17–18). Добавить здесь нечего. Разве видеть в этом преображении заимствование из «Бытия»: человек есть преображенный Бог. И не забывать, что «свобода» от Закона, не означает свободы от Бога и Господа.
Такая установка способствует оптимизму Павла: «Потому, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем; но отвергнув скрытые постыдные дела, не прибегая к хитрости и не искажая слова Божии, а открывая истину, представляем себя совести всякого человека пред Богом» (4:1). Т. е. повторяется безудержное восхваление беспорочности собственной деятельности, а в адрес противников продолжаются инвективы: «Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого». И далее использует характерную восточную метафору света как эманацию божества применительно к Христу[20]: «Ибо мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы – рабы ваши для Иисуса, потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (4:3–6). При этом он, как всегда, не забывает «о рабстве своём для Христа», но не напрямую, что привычно, а через «вас», т. е. коринфян, сделав попытку польстить им, демонстративным унижением своим.