К этому времени относятся замечательные романсы, опера «Чародейка», балет «Спящая красавица». Чайковский много дирижирует своими произведениями в разных городах и странах.
Почти через одиннадцать лет после Четвертой симфонии Чайковский снова обратился к той же теме. Но теперь он решил ее по-другому: герой вступает в борьбу с роком и побеждает его. Эти годы можно с полным правом назвать периодом обострения противоречий, которые нашли отражение в Четвертой симфонии. Чайковский настойчиво искал ответы на волнующие его вопросы: «В том-то и заключается трагизм человека, склонного к скептицизму, что, порвавши с традициями и верованиями и ища, чем заменить религию, он тщетно кидается от одной философской теории к другой, мечется, пытаясь найти в ней непоколебимую силу в борьбе с жизнью…»
Вся жизнь Чайковского этих лет полна противоречий: то он увлекается учением Спинозы, то пытается заставить себя верить в Бога, то активно начинает заниматься музыкально-общественной деятельностью. Он руководит Русским музыкальным обществом, много дирижирует, создает народную школу в Майданове, где в то время живет, мечтает о создании министерства изящных искусств, союза оркестровых музыкантов. А потом вдруг все это сменяется желанием бежать от людей. Он покидает Россию. А приехав за границу, тут же начинает тосковать по родине. И так много раз.
Так же противоречиво и творчество этих лет: светлой лирике трех оркестровых сюит противостоят трагические романсы ор. 57 и 60 и программная симфония «Манфред».
Эскизы этой симфонии Чайковский писал в Швейцарии, среди дикой природы, где, собственно, и происходят события драматической поэмы Байрона. Премьера ее состоялась в 1886 году. В тот день Петр Ильич записал в свой дневник: «Полууспех, но все-таки овация». А через два дня в письме фон Мекк писал: «Манфред», по-видимому, не понравился… Между моими друзьями одни стоят горой за «Манфреда», другие говорят, что я тут не сам собой, а прикрытый какой-то. Сам же я думаю, что это мое лучшее сочинение». А через полгода: «Это произведение отвратительное, я его глубоко ненавижу, за исключением первой части».
Наверное, такое двойственное отношение было связано с тем, что Чайковский не сам выбирал сюжет и программу. Их предложил ему М. Балакирев, который написал программу для Берлиоза. Когда Балакирев обратился к Петру Ильичу в первый раз, тот отказался. Но Балакирев был настойчив и через два года вновь обратился к Чайковскому с этим предложением. Герой Байрона — богоборец, гордый, как Люцифер, одинокий в мире людей — был чужд Чайковскому. Вероятно, Петр Ильич не читал Байрона, а когда перечел, увидел то, чего не было в программе Балакирева. Он понял, что в Манфреде столкнулись могущество и бессилие, познание тайн жизни и невозможность их применения для осуществления своих надежд.