При подготовке московской премьеры Первой симфонии Скрябина дирижером был В. Сафонов. Он отнесся с большим энтузиазмом к произведению своего ученика. На первую репетицию он явился, держа обеими руками партитуру и, потрясая ею в воздухе, с патетикой обратился к оркестру: «Вот новая Библия!»
К новациям Скрябина многие отнеслись скептически — тот же Рахманинов, который однажды, разбирая за роялем в присутствии Скрябина «Прометея», спросил не без иронии, какой тут цвет. Скрябин обиделся…
Перед концертами Скрябин всегда очень волновался. Правая рука, которую он переиграл в юности, беспокоила его всю жизнь. Он часто говорил: «Я ведь инвалид». Перед каждым концертом повторял: «Я, наверно, сегодня оскандалюсь». В моменты волнения просто ненавидел концерты: «И вообще, какая это гадость, эти выступления… Пора их кончить!! Я вовсе не для этого сделан, я вовсе не пианист».
Иногда во время игры Скрябин вносил в свои произведения небольшие изменения. Мог, например, в мелких пьесах добавить заключительные аккорды. Сам этого не замечал, а когда ему об этом говорили, шутил: «Ну, автору позволительно». Все это говорит о том, что во время исполнения он как бы заново творил свои сочинения.
Пятая соната Скрябина у многих современников вызвала недоумение. Она стала той гранью, после которой многие отказались принимать творчество композитора. Всех особенно поражали последние такты, казавшиеся незавершенными. По этому поводу Танеев иронично, но метко заметил: «Это музыка, которая не кончается, а прекращается».
Еще в 1906 году Скрябин издал отдельно стихотворную программу своей «Поэмы экстаза». Но в партитуру ее не поместил. «Дирижерам, которые захотят поставить Поэму экстаза, всегда можно сообщить, что таковая имеется, вообще же я хотел бы, чтобы относились сначала к чистой музыке».
После разрыва с беляевским издательством Скрябин попробовал сам опубликовать несколько своих пьес в Женеве, но потерпел убыток. Интересный случай произошел у него с известным издателем Ю. Циммерманом в Лейпциге. Скрябин послал ему несколько своих фортепианных пьес. В ответ Циммерман написал, что показал их профессорам из Лейпцига, которые отсоветовали их печатать. Если же композитор согласится писать «общедоступны? мелодичные вальсы», он готов издавать их с оплатой по 25 рублей за штуку!
Исполнение Второй симфонии Скрябина вызвало много отрицательных отзывов. Аренский язвительно писал Танееву, что вместо слова симфония на афише следовало написать слово «какофония», так как «в этом, с позволения сказать «сочинении» — консонансов, кажется, вовсе нет, а в течение 30–40 минут тишина нарушается нагроможденными друг на друга без всякого смысла диссонансами. Не понимаю, как Лядов решился дирижировать таким вздором».