В этот момент со всех сторон сюда стали протискиваться мужчины различных племен, сетуя.
— Эй, Омайя! Бану Сахм потеряли их главу!
— Абдеддар — трех сыновей!
— Из рода Таим двое мертвы, трое — в плену!
— Из Азад пятеро попали в плен!
Абу Софиан медленно поднимается по ступеням Каабы, достигнув верхней, он поворачивается. «А сколько сыновей потерял дом Омайя?» — спрашивает он.
Они сомневаются. Омаяд не дожидается ответа. Как бы он ни звучал, уже ничего не изменить. Почтительно идет он по верхней ступени к стене святилища к воротам Каабы.
Старейшина рода Бану Абдеддар, хранитель ключа святилища, протягивает ему его дрожащими руками.
Абу Софиан вставляет ключ в замок, но прежде чем открыть ворота, останавливается и осматривается. «На этих воротах, — говорит он, — мы прибили однажды грамоту, изгоняющую Мухаммеда из нашего города!»
Он не стал напоминать об этом дальше, он знал, что все слушающие его думают в этот момент то же самое, чувствуют стыд, чувствуют бесчестие быть побежденными, презренными изгоями.
Семьдесят знатнейших корейшитов убиты в долине Бедра, восемьдесят сыновей благороднейших семей томятся в плену проклятых мусульман…
— Эй, Омайя! — стонет Ибн Могира, — Веди ты нас! Отомсти за нас!
На крик о помощи Омаяд не отвечает. Он широко распахивает ворота Каабы и оставляет их открытыми, чтобы все его видели.
Солнце стоит уже далеко на западе, посылая свои красные лучи в темный храм. Роспись на стенах ярко освещается, конечно, во многих местах она уже стерлась и осыпалась, и вряд ли еще можно понять, что там было изображено. Над красной статуей бога Гобала кружится черная тень, священный голубь из потемневшего от времени дерева алоэ…
Тихим шагами Абу Софиан проходит на середину святилища, становится на камни перед древней пробоиной в скале, по которой однажды текла жертвенная кровь. Он поднимает железный засов, закрывающий вход в погребальную комнату бога Гобала и под задумчивое молчание остальных вытаскивает золотую газель, найденную однажды на дне священного колодца. «Тот, кто хочет отомстить за себя, должен принести жертву», — говорит он.
Перед воротами толпятся любопытные. Омаяд поднимает обе руки и снимает с шеи цепь из золота, обвивает ее вокруг затылка золотой газели. Медленно поднимается и почтительно поправляет свой коричнево-зеленый бурнус.
— Тот, кто хочет отомстить, должен суметь отречься, — продолжает он.
Перед богом Гобалом стоят две статуи из белого мрамора, они очень древние и полуистершиеся, правда, в них еще можно различить мужчину и женщину. Абу Софиан наклоняется вниз и кладет свои узкие коричневые ладони на обе скульптуры, лучи солнца падают прямо на него, отчего сверкают кольца на его пальцах…