Мухаммед сел на камень и пристально вглядывался в ночь. На него нашло искушение громко позвать Аишу, но он подавил это желание, так как понял, что если бы она была неподалеку, то давно бы увидела свет многих костров и нашла бы лагерь. Нет, Аиша не услышит его зов, только в лагере его услышат и, вероятно, посмеются над его испуганной влюбленностью.
Но все же положение, каким бы большим оно ни было, не в состоянии уничтожить маленькую судьбу человека! Вот сидел он, Мухаммед, посланник Бога, и как самый бедный погонщик верблюдов беспокоился о женщине — как у любого другого стареющего мужчины, в глубине его души скапливалась разъедающая зависть, когда мимо него проходил юноша, полный сил, и просыпалось бешенство, когда Аиша смотрела на других.
Было забыто паломничество в Мекку, забыто завоевание родного города, ни о чем другом не мог думать измученный разум, кроме того, что говорила и делала Аиша в последние дни. Следовало ли искать в ее словах намек? Предпочла ли она кого-нибудь из путешественников? Говорила ли она о каком-нибудь молодом мужчине? В то время как он проверял свою память, он понял бессмысленность этих раздумий: дочь Абу Бекра была из рода Таим, а женщины этого рода прославились своей хитростью и легкомыслием. Если Аиша ему неверна — она не выдаст себя никакими неосторожными словами.
Он вспомнил Хадиджу. Как отдохнул бы в любви этой женщины! Теперь он искал ее черты в других женщинах и опять не находил: в Хафизе — силу души, в Омм Сальме — робость… А в Аише? Нет, в Аише не было ничего, ничего от Хадиджи; в Аише не было ничего, что успокаивало, умиротворяло. В ней была ядовитая сладость, подстрекающая мука…
На то воля Бога. Ты, Бог, должен знать, почему даешь своему посланнику в его юности верную спутницу, а в старости делаешь его влюбленным в этого ребенка. Ты не должен был забирать Хадиджу так рано в твой рай… Я должен пережить это. Может быть, так ты хотел напомнить мне высшую мудрость о том, что вся земная жизнь — это любовь и мука…
«Мухаммед! Эй, Мухаммед!»
Они зовут пророка из лагеря, ослепленные светом многих костров, не видят его. Он встает, медленно идет по песчаным бугоркам, навеянным ветром, к свету.
— Мы уже думали, что и ты пропал, — говорит Али, узнав его.
— Не нашли следов Аиши? — спрашивает пророк, пытаясь спросить спокойно и почти равнодушно.
— Ну, — продолжает он после недолгой паузы раздумий, — кого из мужчин нет в лагере?
— Это трудно установить, — ответил Али раздосадованно, — когда я стал об этом спрашивать, выяснилось, что двадцать или двадцать пять мужчин выехали в пустыню искать Айесху, никто не знал, кто из них дольше отсутствует в караване.