Хвала Аллаху, Господу миров…
веди нас по дороге прямой,
по дороге тех, которых ты облагодетельствовал, —
не тех, которые находятся под гневом,
и не заблудших!
Коран, Сура 1
Все сидевшие на ступенях святилища онемели, увидев, что к ним приближается спустившийся с холма Абу Софиан, Омаяд.
Богач Ибн Могира хотел как раз подробно объяснить, почему цена на финики из Накхлы слишком высока и поэтому в Сирии их никто не сможет продать с выгодой, однако больше его не слушали. Даже двое споривших из рода (племени) Фихр, которые, забыв о святости Каабы, оскорбляли друг друга грязными ругательствами, замолчали и безмолвно повернулись друг к другу спинами. Только тощий Лахаб наклонился, шепча тихо на ухо своему соседу: «Погляди-ка на халат Абу Софиана! Сколько бы он мог стоить?»
Абу Софиан остановился у подножия холма; казалось, что взглядом он проверяет, все ли знатные семьи корейшитов Мекки представлены на собрании, будто раздумывал, не должен ли он, не пересекая площадки, свернуть в один из узких переулков. Мужчины на ступенях Кааба задержали дыхание; когда же Омаяд подошел ближе к ним, по рядам прокатился заметный вздох облегчения.
Они поспешно отодвинулись в сторону, чтобы освободить для него место в тени святилища. Солнце находилось еще высоко на небе, ужасная жара стояла в Мекке. Долго не было дождя; лишь священный колодец скудно давал воду. «А вот и ты! — воскликнул громко Ибн Могира. — Мы тебя ждали!» Абу Софиан кивнул. Своим дорогим халатом из индийского шелка он смахнул пыль и песок со ступенек прежде чем сел. Его лицо было коричневатым и худым, как у бедуинов, спустившихся с нагорья Недшда, а глаза — большими и навыкате, как у торговцев ладаном южнее Йемена, и при этом умными, как у византийца.