Она молчит. Мухаммед опустил темноволосую голову на ее руки. В первый раз она заметила поседевшие волосы на его висках.
— Может ли быть? — спрашивает он тихо, — может ли быть, что Бог выбрал меня, чтобы я возвестил о Его слове?
Она молчит. Тихо гладит рукой его волосы, ответить должно сердце, если уста отказываются дать ответ.
— И если это так, — простонал он тихо, — должен ли я последовать этому призыву? Кто станет меня слушать? Все будут смеяться надо мной…
— Мухаммед, — сказала Хадиджа, — какой бы путь ты ни выбрал для себя, мы пойдем по нему вдвоем…
* * *
Во дворе дома, в котором жил Мухаммед, горел костер, два раба крутили вертел, жаря на нем барашка. Рокайя и Фатима принесли из подвала короб с финиками из Накхлы и виноградом из Таифа. И почти сразу же, не успели они еще все расставить и взбить подушки, пришли гости.
Обе девушки поспешно удалились, так как не было принято, чтобы они первыми приветствовали гостей. Хозяин дома не стоял на пороге, как это подобало, и гостям пришлось войти во двор без приглашения. Они слышали запах жареного барашка и видели приготовления к обеду; то, что не было приветствия, неприятно поразило их, однако не расстроило.
Все гости принадлежали к роду Хашимитов и являлись ближайшими родственниками Мухаммеда: старый Талиб, три раза водивший удачно летние караваны в Гадрамаут, Аббаз, толстяк, который не мог больше влезть на лошадь, Лахаб, о котором говорили, что он два дня постится, прежде чем пойти в гости, чтобы использовать еду в гостях с наибольшей пользой, добродушный великан Хамза и малыш Али.
Наконец появился хозяин дома. Он был очень бледен, глаза блестели как будто у него жар. Они приветствовали друг друга: обнялись и поцеловались, лишь Лахаб уклонился в сторону и пожаловался: «У меня болит зуб, Мухаммед, мой сын! Я не могу прижать тебя к своему сердцу, не могу почувствовать твои губы на своей щеке! Ох, а нежного барашка съедят другие!»
Мухаммед указал гостям на их места. Молчаливо и возбужденно разделил он ножом барашка и предложил самый лучший кусок Талибу, главе семьи. Лахаб забыл о своей зубной боли и наблюдал за этим с жадностью.
Нож дрожал в руках Мухаммеда. «Когда все получат по куску, я буду говорить», — подумал он. Рокайя и Фатима принесли глиняные сосуды с охлажденным пенящимся верблюжьим молоком и осмотрительно сели перед гостями. Рокайя вытянула тоненькую шейку, пожалуй, еще неосознанно, но она уже пыталась понравиться. Однако глаза гостей смотрели только на жаркое.
«Лишь когда они насытятся, я начну говорить — тогда они охотнее будут слушать меня. Или, может, пусть и неохотно, но спокойно. А может, лучше промолчать?» Он повторяет про себя слова, подобранные им: «О вы, корейшиты, мужчины из рода Хашим! То, о чем я должен сказать вам, открыл мне ангел, когда я был в пустыне совершенно один…» Мысль останавливается. Он видит перед собой лица своих гостей: губы блестят от жирного мяса, Аббаз, округлив глаза, пьет верблюжье молоко большими глотками…