Религия — это не то, что меняет людей. Почему же тогда они спорят, ведь все равно остаются такими же, несмотря на то, чему молятся?
Абу Софиан погрузился в мысли. Купец из Ятриба позвал его, но он этого не услышал. Абу Софиан чувствует слабое возбуждение народа, замечает, что вопрос любой веры сразу же находит как страстных поклонников, так и ярых противников. «Создайте для меня веру, — думает он, — которая отбила бы у людей охоту обманывать друг друга!»
Купец из Ятриба хватает его за рукав. «О чем думает царь Мекки? — спрашивает он шутливо, надеясь, что признание большого влияния Абу Софиана в Мекке может оказать положительное влияние на сделку, которую он хотел заключить. — Ты думаешь о том, смертны ли старые боги? Я слышал, что у вас в Мекке появился новый пророк, верящий только в одного Бога!»
Абу Софиан наморщил лоб. «Кто тебе сказал об этом?» — спросил он сердито.
Другой торговец улыбнулся, сложил руки поверх широкой риды. «Кто только не говорит об этом, сын Ома-яда? — он показал глазами на другую сторону улицы. — Мужчина, которого ты там видишь, говорят, один из горячих приверженцев новой веры!» Абу Софиан бросил туда взгляд. Увлеченно беседуя с главой бедуинов, идет Абу Бекр Таим вдоль пальмовых рядов, вверх в деревню Окадх.
— Абу Бекр? — спрашивает он. — Точно. Абу Бекр верит Мухаммеду. Возможно, он думает, что это поможет заключать сделки получше. Мне уже давно об этом известно.
Это была ложь. До сих пор ему и в голову даже не приходило, что Абу Бекр мог серьезно заразиться сумасшествием Мухаммеда. Все же возможно ли верить чужаку, будто бы он был лучше осведомлен обо всем, что происходит в городе корейшитов?
— Абу Бекр не единственный, кто открыл уши словам Мухаммеда, — добавил он.
— Разумеется, нет! — согласился купец из Ятриба.
— Вот так, — говорит высокомерно Абу Софиан и даже виду не показывает, что почувствовал облегчение. — Поэтому мы находим, что еще не время принимать решительные меры. Не нужно становиться к оружию против каждого фанатика и придавать ему, таким образом, значение, которого он в ином случае не снискал бы.
* * *
Западнее, на большой свободной площади, перед палаткой Бану Макзума проводится состязание поэтов. Стихи двух поэтов оценил уже народ своим издевательским смехом, не украл ли один из них мысли и образы великого поэта Тарафы? А второй, не употребил ли притчи, которое сочиняет каждая влюбленная девушка, когда идет к колодцу и думает, что встретит там любимого?
Но теперь очередь Мусафира, лучшего среди поэтов Мекки.
— Мусафир! Слушайте его, корейшиты! Послушайте и оцените!