— Я не хочу ничего слушать! — сказал Мухаммед.
Слова прозвучали так естественно и спокойно, что Абу Софиана даже не обидел этот явный протест.
— Многие следуют за мной добровольно, — продолжал Омаяд, — те, которые умоляли меня следить за благосостоянием города. Теперь я вижу опасность, угрозу благополучию города. Ты — эта опасность, Мухаммед!
Хашимит покачал головой. Он тупо смотрел перед собой, будто наряду со словами Абу Софиана слышал еще один голос, который говорит с ним одним. «Да, ты эта опасность. За счет чего живет наш город? Ты это знаешь также хорошо, как и я, и думаю мне не нужно говорить тебе это: он живет за счет паломников, посещающих наш город в святые месяцы. Ты хочешь развенчать наших богов, хочешь осквернить наши святыни! От Йемена до Синая Мекка — центр веры. Ты же проповедуешь Бога, которому можно молиться везде! Возложит ли тот, кто почитает твоего Бога дары в нашу Каабу?»
— Этого я не могу изменить, — произнес Хашимит.
— Изменить? Ты можешь молчать, это все, что от тебя требуется. — Омаяд остановился, ожидая ответа. Так как его не последовало, он продолжал: «Правда, что юный Отман верит твоим словам?»
Мухаммед утвердительно кивнул.
— Это можно было бы понимать как то, что Отман любит твою дочь Рокайю. Затем за тобой следует отродье из окрестностей. Надо же было еще и Тайму Абу Бекру стать на твою сторону…
Снова молчание, никакого ответа.
— Это вынуждает меня на открытую торговлю с тобой. Ты обещаешь мне молчать с этого момента? — спросил Омаяд. На что Хашимит ответил: «Бог сказал: И милость твоего господина возвещает ее!» — «И это все, что ты можешь мне ответить? Что ж, будем врагами».
Но Абу Софиан еще не вкладывает серьезный смысл в слово «враг». Он произносит его, чтобы посмотреть, насколько сильна тетива и какое расстояние отделяет его от нужной цели. Вражда! Это слишком великое, слишком важное, будто все благородные корей-шиты должны были бы применить его против одного сумасшедшего.
— Вражда? — взял слово Мухаммед. — Вражда корейшитов против воли всемогущего Бога? Я молюсь, чтобы он не наказал вас за вашу дерзость!
Абу Софиан становился суровым. Он встал и его правая рука невольно поднялась, намекая на прощание. «Вражда? — думает он. — Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы у него было достаточно оснований помолиться о самом себе, а не за нас».
* * *
Те, кто покорился воле единого, всемогущего Бога, собрались вечером в доме Хасана, погонщика верблюдов. Дом расположен по другую сторону делового квартала Мекки; он пристроен к задней стенке товарного склада, и ни с одной крыши соседнего дома нельзя увидеть маленький двор. В доме лишь одна-единственная комната, и та маленькая, но все же достаточно просторная, чтобы вместить всех верующих. Их число растет день за днем.