… нет иного решение, нежели менять всю систему! Пусть даже с мясом! Или помнить постоянно, что ты – соучастник. Молчаливый или не очень… и каждый твой поход в ресторан – это упущенная возможность спасти от голода семью крестьян, каждая покупка нового гардероба на деньги от сданного в аренду поместья, это детские трупики по весне.
А христосование на Пасху с соседом-офицером, который (и ты это точно знаешь!) принимал участие в карательных операциях, и может быть, сам подписывал приказы о расстреле очередного бунтовщика или отдавал приказ «перепороть всю деревню»… Это как?
– Всю систему ломать придётся, – констатировал он мёртвым голосом, и затянулся, – крови будет…
– Не ломать! – возражаю резко, – Строить! С ноля строить! Евгений Максимович, господин полковник! Очнитесь! Не работает система, и давно не работает! Социальные лифты сломаны напрочь, вы разве не видите?
– Строить? Кхм… – он задумался и начал курить одну папиросу за другой, жадно, взатяг, не обращая никакого внимания ни на песни, ни на прелюбопытные сценки из жизни посетителей кафешантана.
– А ведь пожалуй, – согласился он после долгого раздумья, – Строить, надо же! Вы правы, Егор Кузьмич, именно строить! Фундамент у здания Государства Российского прочный, а остальное… Нет, в самом деле – проще разметать эти гнилые доски!
«Эге! – не без оторопи подумалось мне, – а не перестарался ли я часом? Экий якобинец…»
Обсудив вчерне вопросы сотрудничества, и придя к предварительному согласию, сидели потом уже как добрые знакомые, вспоминая всякие забавные истории из своей жизни. По негласному уговору, Англо-Бурскую войну не затрагивали, всё больше о российских реалиях вспоминали, притом в анекдотическом ключе. Евгений Яковлевич задумывался иногда, обрывая себя же на полуслове, и как мне стало ясно, пересматривая свою жизнь в ключе нового мышления.
Я поведал ему о своём побеге из Российской Империи, и полковник хохотал до слёз, слушая истории моей женской испостаси.
– Дашенька… – стонал он, – Господи, сказать кому… Не беспокойтесь, Егор Кузьмич – могила!
– Да хоть бы и нет, – усмехаюсь я в наклеенные усы, – это не тот эпизод в жизни, которого я стыжусь! Ничем предосудительным я себя не запятнал, но знаете… это сейчас вспоминается сугубо в юмористическом ключе, а тогда… Поверьте, Евгений Яковлевич, страшно было!
– Зато женщин стали понимать, – философски заметил тот.
– Понимать? – удивился я, – Что вы! Так… не больше, чем давно женатый человек, обременённый выводком дочерей и племянниц, если он не чужд толики эмпатии.
– И всё-таки, – не согласился со мной Максимов, – полезный опыт.