Мое обучение проходило с головокружительной быстротой цветущего романа. Я поглощала книги об эволюции и открывала тома, посвященные ритуалам зоолатрии[13]. Мы снимали шкуры и консервировали все виды животных, и я наблюдала, как он превращает каждую из них в экстравагантный наряд, чтобы надеть на человека. Он был художником и перфекционистом, сшивая кожу в великолепные амальгамы. Клиенты приезжали со всего мира, чтобы купить его гибридную одежду, и цена никогда не была для них проблемой.
У нас тоже были особые клиенты, которые не искали нашу одежду и приходили в основном по ночам. Эти суетливые типы, едва причесанные и не способные изъясняться иначе, чем ворчанием и кивками, ждали, пока магазин опустеет, прежде чем их вели через люк в "примерочные" в подвале. Некоторые выходили оттуда с яркими глазами и сияющей кожей через несколько часов, некоторые - через несколько дней. Некоторых я так и не увидела.
Мне никогда не запрещали заходить в подвал, но и не приглашали. В первые дни я старалась не вызывать недовольства, но, конечно, прошло совсем немного времени, прежде чем я обнаружила, что заперев магазин, я отодвигаю тяжелую громадину люка. Он пробыл там дольше обычного, почти три дня, с проскользнувшей туда женщинoй, не намного старше меня. Что так долго отвлекало его от нашей работы? Я посмотрела вниз, там не было ни его, ни кого-либо другого.
Из отверстия лилось фосфорное сияние, и я прищурилась в его едком свете. Длинный узкий коридор тянулся в обе стороны, и воздух внизу был густым и горячим. Здесь пахло потом и дерьмом, тем же затхлым мускусом, что и в фермерских загонах. Статическое электричество дрожало в воздухе, ласкало волосы на моей голове и руках. Влажное дуновение коснулось моих щек, и по ним пронеслись стоны крупного рогатого скота. Я замерла. Мои внутренности скрутило, мои чувства обострились. Из коридора доносились другие приглушенные звуки. Царапанье, шлепки, бульканье жидкости. Треск, пыхтение и спонтанный смех нарастали мягким крещендо, а затем снова переходили в приглушенное хныканье. В висках пульсировало, как в каком-то невидимом маятнике, и я двинулась вниз по ступенькам, закрыв за собой люк.
Я прошла, наверное, целую милю по полу, выложенному потрескавшимися камнями и разбитыми мозаиками. Земля шла под уклон, как будто я поднималась на вершину холма, но казалось, что я никогда не достигну вершины и не начну спускаться. Вдоль коридора тянулись крошечные двери, над каждой из которых был нарисован ржаво-коричневой краской один и тот же круг. Они были настолько малы, что даже мне пришлось бы пролезать через них, а навесные замки были больше моих рук.