Над его головой вилась косая вязь мерцающих красных букв, а посветлевшая луна, перебравшись через круг провала, закрыла собой тёмное небо. Мальчик заторопился, правой рукой цепляясь за мшистый выступ и проговаривая вслух:
– Истина прошлого почти забыта даже нами, наследниками старой крови – говорящими и пишущими. И нас мало. И еще меньше осталось помнящих. Они закрылись от мира, спрятались в страхе, но время приходит. И сила не оставит выбора тому, кто помнит. Через боль и слёзы, через страх и смерть она снимет с легенд шелуху времени и выдумок, как с луковицы снимают едкие лепестки кожуры. Снимет, чтобы понять. И рассказать. Чтобы проклятье прошлого пало. Чтобы старые ошибки никогда не повторились, – и крупно, размашисто: – Началось. Пора.
Седые плети взобрались на карниз и цепко обхватили тощие лодыжки мальчика. Едва удерживаясь на карнизе, он протянул к луне руку и поставил последнюю точку и подпись. Косые строчки букв поплыли вверх, за уходящей луной, и пишущий наблюдал за ними с отчаянной верой. И пропустил стремительный рывок хмари. Над его головой взвыл ветер, скользкий карниз сменился летящей пустотой, хмарь разразилась уханьем.
Лик луны, посветлевший до серебра, в последний раз заглянул в чёрную бездну колодца и исчез. В холодной темноте закружили первые снежинки, разрушая слова чужой магии и тая на опустевшем карнизе.
На мир, заметая следы недавних событий, медленно опускалась тишина – бескрайняя тишина ночи первого снега.
…а зеркало зазвенело, задрожало и треснуло.
«Забытое всегда возвращается…»
Мы знали. Боялись. И не зря.
«И сила не оставит выбора тому, кто помнит…»
И она не оставила. Пока – только мне, по собственной глупости и непредусмотрительности оказавшейся сначала на Гиблой тропе, а потом и среди знающих. Там, где пересеклись пути изменников и защитников. Там, где нет места старой крови. Там, где ни случайно, ни нарочно не мог появиться никто из народа искр. Потому что… Потому что. И когда-нибудь я эти причины вспомню.
А Шамир всё предвидел. И нашёл способ сообщить нам… вести.
«Седые плети взобрались на карниз…»
Это однозначно сгусток. Туман, испарения – зловонное дыхание Зноя. Так они выглядят без чужого мёртвого тела. Мирна уверена, что парнишка жив – значит, он жив. Значит, сгусток сцапал его, но не убил. Придерживает… для чего-то. Или для кого-то.
Колодец, в котором видно луну и где прячется дыхание Зноя… где-то здесь. Но на Серединной равнине заброшенных колодцев десятки. Каждый не обшаришь. Ещё и не каждый найдёшь. Время утекает от Дорога, как вода из решета. Сколько он продержится? Мы можем долго обходиться без еды и воды, если в крови довольно силы. Дорог – младше меня, он ещё быстрее восстанавливается… и раз уж кому-то нужен, то его хотя бы накормят. Надеюсь.