Возвращаясь к лету 1992 года, не скрою, что я не предавался каким-то глубоким историческим или политологическим изысканиям. Для меня были ясны две вещи. Во-первых, сербов надо как минимум внимательно выслушать без какой-либо идеологической предвзятости, а во-вторых, без нашей плотной работы с ними невозможно обеспечить адекватную роль России в югославском урегулировании, а с учётом того значения, которое имела югославская проблема в тот период, — и адекватной роли России в европейских и мировых делах.
Этапной с точки зрения международных усилий по урегулированию югославского кризиса должна была стать Лондонская конференция по бывшей Югославии (26-27 августа 1992 года). Незадолго до неё наш министр объявил мне, что для подготовки нашего участия в конференции я должен ехать в Югославию в качестве Специального представителя Президента России (данный статус обеспечивал необходимый уровень приёма, а также освещение моих вояжей российскими СМИ). Тогда я не подозревал, что поездки в Белград станут почти такими же привычными, как дорога из Черёмушек на Смоленскую площадь (за два с половиной года мне предстояло совершить около 25 таких путешествий).
Поездка привычная — не значит простая. Ведь с введением санкций в Белград перестали летать рейсовые самолёты. Мне пришлось освоить такой маршрут: самолётом до Будапешта, оттуда посольская «Волга» два с половиной часа натужно везла меня до сербской границы и затем уже на другой машине — два часа до Белграда. Сразу с колёс — встреча с кем-то из югославских руководителей, поздно вечером — ужин в представительской квартире Посольства России. Наутро — новая череда встреч, вечером — обратный автопробег до Будапешта, где для ночёвки любезно предоставлял мне свою резиденцию посол Иван Абоимов, на следующее утро — самолёт в Москву. Неоднократно фабула усложнялась облётом европейских столиц или новым возвращением в Белград, после «заездов» в Вашингтон или Нью-Йорк. В 1993 году в воздухе мне предстояло провести чистого времени больше двух недель. Однако всё это было ещё впереди.
В августе 1992 года визит в Белград оказался относительно простым: за один день — встречи с президентом Югославии Добрицей Чосичем, премьер-министром Миланом Паничем и президентом Сербии Слободаном Милошевичем, а также выезд в Подгорицу для встречи с президентом Черногории Момиром Булатовичем. (Милошевич предоставил свой самолёт, и обернуться удалось довольно быстро.)
Из упомянутых деятелей наиболее колоритным был Милан Панич. Будучи членом сборной Югославии по велоспорту, он «укатил» в Америку ещё в 50-е годы с несколькими долларовыми купюрами в кармане, стал богатым бизнесменом и вернулся на родину для того, чтобы помочь ей выбраться из кризиса. На нашем горизонте Панич впервые появился в июне на саммите СБСЕ в Хельсинки, куда он приехал «представиться». Пригласив и меня, Козырев пообедал с Паничем в своём гостиничном номере. Было ясно, что успех Панича в бизнесе не случаен — человек он незаурядный. Но другой вопрос — обеспечит ли это политический успех в живущей по своим правилам Югославии?