– Челны у тебя необычные! Мыслю, к переднему концу жердины ты такой же бочонок решил подвешивать. Не так ли?!
– Угадал, батька, только не совсем так. То миноноски, это верно, однако жердь при атаке далеко вперед выдается – то нужно, чтобы от взрыва как можно дальше наш струг был, иначе его самого разнесет. Бочонок под воду в днище направляют и веревку тянут – она в трубках из камыша идет, что к жердине прикреплены. А та не цельная – нет деревьев такой длины – мы ее из частей собирали и медными кольцами крепили.
Юрий пыхнул сигарой, собрал все вещицы со стола и убрал их в шкафчик. Снова уселся на деревянный табурет, посмотрел на кошевого атамана и негромко заговорил:
– Завтра ночью начинаю атаку, батька. Времени больше нет в запасе – на душе уж дюже погано, прямо свербит все, будто кошка когтями дерет. Не знаю почему, но до последнего дня тянул. Ну да ладно… Кого пловцы мои не взорвут из османов, добьем миноносками сразу же. А потом ты мавны и галеры, что на воде держаться будут, а таковых много будет, на абордаж со своими казаками возьмешь. Гребцов от цепей освободим, да трофеями разживемся – пополам все делим?!
– Поровну, – согласился Сирко, мотнув головой. – Хитрую ты штуку придумал. Вот поди как выходит – все простое перед глазами не видно. Пулю наперстком ты измыслил, мины свои морские также – а мне в голову не приходило, хотя столько лет прожил и в походах беспрерывно участвовал. А ведь так ничего и не сообразил… Такого…
– Так оно и бывает, батько. Ох, и свербит душа, зря я вчера Софью на Волынь отпустил, с конвоем малым, а сейчас места себе не нахожу. Ты прости, но пойду гонцов отправлю, да конных стрельцов с ними – маята на сердце, батька, как бы чего не случилось…
южнее Владимира Ново-Волынского
2 июня 1678 года
– Ногайцы теперь никуда не уйдут, они сами себя в ловушку загнали. Здесь всех перебьем!
Воевода Волынский чувствовал неимоверную усталость – вот уже пятый день он практически не спал, почти не слезал с седла даже ночью, весь одеревенел, не чувствую собственного тела, по которому разлилась тяжелая свинцовая усталость.
Такого татарского нашествия никто не только не ожидал – не предвидели даже в самом кошмарном сне. Да и сам Иван Петрович не представлял, что когда-нибудь увидит такую массу степняков, тянущуюся по степи черной полосой. Крымский хан Селим-Гирей привел сюда значительную часть своей орды – почти двадцать тысяч всадников, большую половину от числа всего населения «Новой Руси», кто был и стар, и млад.
Степная сторожа успела предупредить жителей слобод, которые бросив поля и рудники, устремились под защиту земляных валов, гоня скотину. Хорошо хоть, что государь Юрий Львович категорически не допускал на всей своей земле выселков и хуторов – участь обреченных на рабство жителей в них была бы предрешена.