— Открыть ворота, выпустить гонца с гребцами, — громко приказал Мирович. Вскоре ворота были открыты и гребцы с гонцом направились к баркасам, вытащенным на берег. И тут выяснилось, что весел нет, они в крепости, у старого мастера, что отвечал за оснастку баркасов. К нему отправили фурьера, которому Мирович шепнул, вращая своими цыганскими глазами — «помедленней, нечего им на нас орать!»
Фурьер отличался сообразительностью, да и гарнизонных служителей фузилеры Смоленского полка не шибко жаловали — в тихой ругани прошло еще четверть часа. Наконец, гонец на баркасе отплыл — Нева подхватила суденышко своим сильным течением и понесла его к недалекому Петербургу, что в полусотне верст от острова.
Мирович долго смотрел вслед баркасу, пока не потерял его из вида. Затем повернулся и направился обратно в кордегардию, сопровождаемый вестовым, что помог ему в истории с веслами…
— Нужно начинать, — негромко произнес Василий Яковлевич — ему захотелось услышать собственный голос.
Завтра, нет, уже сегодня — новые сутки уже начались! Надо провести приватные разговоры с капралами и фурьером, вовлекая их в заговор. Без их участия предприятие сразу обречено на крах. Что ж — он все сделал правильно, пойдя в караул раньше на несколько дней. А ведь по распорядку должен был выходить седьмого июля, но как полковой адъютант решил немного изменить расписание…
«Не зря надеялся, что солдаты караула будут подслушивать мои разговоры с офицерами — вот и получил сообщников в столь скором времени, сам того не ожидая», — Иван Антонович пристально посмотрел на лицо капрала — тот прямого взгляда не отвел. Честный бесхитростный взор старого служаки, много чего видевшего в жизни.
— У меня в карауле семеро солдат, ваше величество. По одному стоят на башнях Королевской и Княжеской, она же Светличная, вы, государь, в ней находитесь в заключении. Да здесь на галерее у вас на охране двое — но сейчас там слуги ваши верные, я так подгадал и расставил. Да еще на крепостном прясле у канала один, да у ворот цитадели караульный. На подмену должен быть еще солдат — но его гарнизонный лекарь осмотрел и от службы на два дня ослабление дал. Хороший служитель воинский, пороха нюхнул под Цорндорфом, думаю, пригодится делу вашему, царскому!
В голосе появилась намекающая интонация, по которой Иван Антонович моментально понял, что сейчас этого солдата активно «приобщают» к участию в заговоре.
«Охмуряют его, короче, как ксендзы небезызвестного по «Золотому теленку» Козлевича, и сам капрал, и двое его сообщнников — Ларин с Коноплевым», — промелькнула в голове мысль.