— Уи, мон шер ами, — отозвался Никритин, — компрену ву?
Увидев совершенно растерявшиеся лица надзирателей, Иван Антонович, посмеиваясь в душе, пояснил ледяным тоном, с совершенно непроницаемым лицом:
— Я сказал вам, господин капитан, на французском языке. На нем в Европе говорит все дворянское сословие. Не знать этого языка признак дурных манер — только на нем говорят в хорошем обществе. То, что я произнес минуту назад на русском языке, на котором говорим мы с вами всегда, дословно звучит так — «Да, мой дорогой друг. Понимаете?»
Власьев с Чекиным переглянулись, в их глазах темной волной плескалась жуткая тоска. Никритин их хорошо понимал — жили, не тужили, охраняли не видевшего белый свет арестанта, над которым чувствовали свое полное превосходство, хотя прекрасно знали, что тот свергнутый с престола малолетний император. А тут его внезапное преображение, появившаяся ниоткуда образованность, да еще письмо написал на незнаемых языках самой «матушке-царице». Да тут страх от пяток до макушек продерет — ведь загадочное и непонятное всегда пугает невежественного человека, заставляет его проявлять осторожность и даже трусость.
«Боитесь вы меня, ребята. Сильно опасаетесь собственного арестанта, потому что не знаете своего будущего — то ли золотом осыплют, то ли голову с плеч снесут топором. Могу вас утешить — именно последний, самый печальный вариант с вами и произойдет, к этому я приложу все усилия — то будет достойной расплатой!
И все потому, что иностранные языки учить надо, бестолочи, прочитать депешу, и лишь потом отправлять ее Катьке с гонцом. А сейчас я вам начну головы дурить основательно — нужно вас ошарашить, развернуть перед вами блестящие перспективы, что как морковка перед носом осла. Нельзя давать вам время на раздумья — у людей такого типа, как вы, очень сильная от природы интуиция с развитым инстинктом самосохранения. Так что пятой точкой можете ощутить перспективы, а потому лоха перед «разводом» необходимо расслабить, внушить ему чувство величайшего выигрыша, и потом быстро обернуть его из куля в рогожу».
— Битте, герр официрен, — Никритин рукою указал на стол стоявшим в ступоре от его слов надзирателям — от чашек в их руках исходил легкий парок. Именно его вид вызвал новый приступ голодного урчания в желудке, словно пса, что ухватил косточку. А потому Иван Антонович властным командирским голосом рявкнул:
— Шнелль, майн либен камераден, шнелль!
Немецкий язык оказался немного знаком служителям Тайной экспедиции — что не удивительно — в русской армии хватало офицеров из остзейских немцев, да и разговоры часто велись именно на «дойче». Да и командный состав со времен Анны Иоанновны был сплошь из германских земель выходцами. Фельдмаршала Миниха для примера взять можно, сделавшего головокружительную карьеру, венцом которой стал арест Бирона и почти годовое правление при регентше Анне Леопольдовне.