Во втором зале, над дверью, вывешена картина г-на Сезанна, изображающая сцену на берегу моря. Она отличается изумительной величавостью и невиданной безмятежностью; кажется, что эта сцена возникает в нашей памяти, когда мы перелистываем книгу своей жизни.
Какой-то чудак в черном сюртуке и остроконечной шляпе, опираясь на толстую палку, ковыляет под ярким солнцем. Это какой-то персонаж из сказок, любопытный Афергюс (!); ему известны все новости на десять лье в округе; местный костоправ и колдун, не то богач, не то бедняк — кто знает?
Он греет свое охладевшее тело на солнце, поглядывая на море воспаленными подмигивающими глазками. Женщина, стоящая впереди него, величавым жестом подзывает перевозчика, а в узком проливе покачивается на одном месте лодка под высоким белым парусом. Матрос вытаскивает сети на берег, а другой, в красной блузе, настоящий морской волк, руководит этой операцией. Все здесь — раздолье и великолепие, как воспоминание о чем-то прекрасном; пейзаж грандиозен — морской бриз покачивает деревья, голубая вода прозрачна, и облака озарены солнцем.
Произведения, равные прекраснейшим созданиям античности, — вот оружие, которым г-н Сезанн борется с предвзятостью одних и невежеством других, вот что принесет ему победу.
Один из моих друзей пишет мне: «Любопытная все-таки штука это общество, которое без смеха взирает на претенциозные потуги какого-нибудь ребячливого археолога, которое то заслуженно восхищается в Лувре искалеченными шедеврами музея Кампаны, то восторгается первыми опытами искусства, не вышедшего из состояния детства, платя на аукционах сумасшедшие деньги за неуклюжие создания третьестепенного гончара эпохи Возрождения, и в то же время осмеивает каждого живого художника, раньше чем узнать, не гений ли он. Посмотрите „Ночь“ Микеланджело, сравните ее пропорции с пропорциями живых людей или античных статуй, и этот шедевр покажется вам смешным, нечеловеческим, чудовищным. Будьте же последовательны — смейтесь и над ним.
Не знаю, — добавил мой друг, увидев „Купальщиков“, — какие достоинства можно было бы привнести в эту картину, чтобы сделать ее более волнующей и страстной, и я напрасно силюсь усмотреть в ней недостатки, которые ей приписывают. Создатель „Купальщиков“ — человек из породы гигантов. Его не сравнишь ни с кем, поэтому всего удобней начисто его отрицать; но искусство знает мастеров, подобных ему и стяжавших уважение, и если даже современность не воздаст ему должное, то будущее научится чтить его наравне с этими мастерами, как одного из полубогов искусства».