Вот как то же самое описано в «Мемуарах»: «Нужно было разрешение французского короля, чтобы я мог служить двум господам. Прусский король взял на себя все хлопоты. Он написал королю, моему повелителю, и тот уступил меня. Я не мог даже себе представить, что в Версале рассердятся, если дежурный дворянин, должность бесполезная при французском дворе, сделается столь же бесполезным камергером в Берлине. И тем не менее позволение дали, но были уязвлены. Я совершил поступок, неугодный французскому королю, нисколько не угодив этим королю прусскому, который насмехался надо мной в глубине своего сердца».
Конечно, это было написано много позже, после ссоры с Фридрихом, когда сам Вольтер высмеивал свое былое положение придворного и во Франции, и в Пруссии.
Но пока король нуждался в поэте. Вольтер в «Мемуарах» саркастически замечает: «Не подлежало никакому сомнению, что его стихи и проза были поистине выше моей прозы и стихов, поскольку речь шла о содержании, но он полагал, что по части формы я как академик мог обогатить его своими оборотами». Сам же поэт без короны на голове не скрывал от поэта на троне, что не может с ним соперничать. Чтобы писать такие стихи, как Фридрих, нужно быть не только гением, но и стоять во главе 150 тысяч солдат.
И все же прусский король в том же письме заверял адресата, что он «не такой правитель, как все остальные», причем не лгал: для того времени это было правдой, понимаемой Вольтером. И хотя Фридрих II имел все основания сердиться на мадам Дени и был о ней невысокого мнения — «О служанке Мольера все еще говорят, о племяннице Вольтера говорить не будут», — предложил выплачивать и Мари Луизе ежегодную пенсию в 8 тысяч талеров, с условием, что она переедет в Берлин и будет вести хозяйство дяди. Самому «дяде» он платил 20 тысяч.
Вернемся, однако, к тому времени, когда Вольтер готовится к отъезду. Парижские враги радостно провожают нарушителя спокойствия и прощаются с ним злой карикатурой. Каждый мог за шесть су купить ее у любого уличного продавца газет и брошюр. На карикатуре Вольтер изображен пруссаком, одетым в медвежью шубу, чтобы защитить себя от холода. (Еще одно доказательство, что Германию считали тогда во Франции чуть ли не Крайним Севером, отсюда и «Северный Соломон».)
Отговаривая дядю от поездки, мадам Дени словно предвидела, что путешествие и начнется под дурной звездой. На целых четырнадцать дней его, ненавидящего любые промедления, плохие дороги и болезнь задержали в Клеве. Теперь уже, перестав колебаться, он рвался в Пруссию скорее начать обещанную Фридрихом II приятную жизнь, встретиться со старыми друзьями. Когда же, наконец, он сможет наслаждаться беззаботным летом в Сан-Суси (по-французски — «Без забот»)? Фридрих построил этот дворец среди потсдамских виноградников недавно и сам его обожал.