Исполнители в восторге от автора как режиссера. Показывая им, он декламирует монологи, играет целые сцены. Пусть при этом и беспрерывно кричит на высочайших особ, позволяет себе браниться. Они не обижаются: так остроумна его брань, так разумны требования!
Он от напряженной работы — не так-то просто сделать из этих Гогенцоллернов Заиру, Оросмана, Брута — безмерно устает, еще больше худеет, на лице торчит один острый нос. Но все искупает счастье быть вновь признанным на театральной сцене.
Не менее радует Вольтера и то, с каким восхищением король относится и к содержанию и к форме новых песен «Орлеанской девственницы», и той, где конюха принимают в аду, и той, где прекрасную Доротею хотят сжечь на костре за сопротивление, оказанное ею дяде-епископу, пытавшемуся ее изнасиловать.
Настаивая на независимости поэта — в «Мемуарах» это выражено формулой: «В стихах мы имеем право говорить обо всем», Вольтер так же независимо и сурово держится с королем как его редактор и учитель. Два часа занятий с Фридрихом II его сочинениями — главная обязанность нового камергера. Разумеется, если не считать идей, которыми он снабжал короля и на знаменитых ужинах, и в переписке из одной комнаты в другую. С идеями Фридрих II не всегда соглашался. А что касается королевской поэзии и прозы — насколько строг был учитель, настолько послушен и терпелив ученик. «Я исправлял все его сочинения, никогда не упуская случая похвалить то, что находил в них хорошего (все-таки автор был сувереном, не говоря уже о том, что это испытанный педагогический прием. — А. А.), и вычеркивал все, что никуда не годилось» («Мемуары»). Вольтер превращал уроки в школу поэтики и эстетики, не ограничиваясь частными замечаниями и редактурой. И король безропотно по сто раз переделывал одно и то же, если этого требовал его наставник, и старался усвоить теорию. Вольтер и здесь позволял себе не стесняться в выражениях. Мог сказать: «Эта строфа ни гроша не стоит», или: «Как это вам удалось сочинить четыре хорошие строчки, остальные никуда не годятся?» Королю так хотелось, чтобы за его подписью выходили в свет хорошие стихи, и он понимал, что Вольтер прежде называл их «великолепными? лишь из вежливости… Поэтому и не обижался.
В «Мемуарах» написано, что только для исправления своих сочинений Фридрих «приманил» Вольтера. Но это не вполне справедливо, как и многое другое, сказанное там о прусском короле и их отношениях.
Как литературное произведение «Мемуары» превосходны. Но как биографический и исторический источник для главы о Вольтере в Пруссии они требуют критического подхода. Конечно, в «Мемуарах» немало ценных наблюдений, признаний, обобщений — они приводились и еще будут приводиться. Однако нельзя забывать, что в части, касающейся Фридриха II и управляемой им страны, есть оттенок памфлета. Она написана, когда у автора еще не прошло раздражение после ссоры, что не могло способствовать объективности. К тому же он не знал многого из того, что открылось потом исследователям.