Правда, вначале все это еще искупалось улыбками Фридриха, его большими голубыми глазами, ласково глядевшими на Вольтера, чей ум, гениальность, поэтическое мастерство он хотел сделать своей собственностью.
Но мысль о возвращении обратно возникла у окруженного почетом, но все-таки эмигранта, чужеземца очень скоро. Поневоле отложив это намерение, Вольтер с ним не расставался, связей с Францией не терял. Писал Ришелье, что вернется, как только создадутся мало-мальски сносные для него условия. Он достиг того, к чему стремился, — уважения при другом дворе: «Я больше не изгнанник, который выпрашивает разрешения возвратиться. Ведь я покину двор, где ни от кого не завишу, никто и ничто мне не угрожает, ни духовенство, ни министры…»
И все-таки не уезжал не только потому, что во Франции сносных условий для него не создавалось. Не возразив против милостей, оказываемых Вольтеру прусским королем, Людовик XV тут же фактически лишил своего придворного историографа этого звания, хотя тот заслуживал его как нельзя больше именно теперь, усиленно работая над «Веком Людовика XIV» и тем самым открывая новое направление исторической науки.
Яростному противнику войны льстило иметь своим другом и считать себя советчиком монарха, который, выиграв две войны, усердно и успешно занимался мирным созиданием. Фридрих II за короткий срок превратил Пруссию в могущественное и процветающее государство.
Вольтер сравнивал его с Петром Великим и противопоставлял Людовику XIV последних лет царствования и тем более Людовику XV.
Не одобряя того, что прусская армия продолжала увеличиваться, военные укрепления занимали первое место среди строительных работ, Вольтер не мог не торжествовать, видя, как благодаря энергии и таланту Фридриха II ожила его страна. Все улучшалось положение крестьян, хотя и медленно и постепенно, но отменялось крепостное право. Развивались земледелие, скотоводство, огородничество, выращивались лен и шелковичные деревья, почему Пруссия могла соперничать с Францией в производстве шелка. И все это поддерживалось лично королем. Проводились каналы, строились порты, жилые дома, публичные здания, дворцы… Экономно и разумно распоряжался Фридрих финансами страны.
Словом, все иначе, чем во Франции, где двор во главе с королем, занимаясь одними интригами и развлечениями, совсем не интересовался благосостоянием народа и процветанием страны. Недаром Людовик XV прославился изречением: «После меня хоть потоп!» — и заслужил прозвания «влюбленный» и «возлюбленный». Не одному Вольтеру, но многим передовым умам Пруссия тогда казалась страной будущего, притягивала к себе эмигрантов. Берлин по тогдашним меркам вырос в огромный город: сто тысяч жителей.