В записках, которыми друзья обменивались из комнаты в комнату, философ некоронованный позволял себе то же самое уже по конкретным злободневным поводам. Философ коронованный высмеивал французский двор за то, что он, хлопоча о мире, стучится во все двери, и заявил, что не будет за соседку сражаться. Вольтер возразил… Конечно, не из сочувствия Людовику XV и его правительству, но желая мира во всем мире. Фридрих, в свою очередь, выразил несогласие с этой запиской на ее полях. А однажды за ужином Вольтер внес деловое предложение, как улучшить международные отношения, что королю опять-таки не понравилось.
Первой и главной причиной охлаждения между ними было все более и более отчетливое расхождение во взглядах между деспотом, пусть просвещенным, и завоевателем и просветителем истинным, миролюбцем, народолюбцем, человеколюбцем.
Была и вторая причина, о ней говорят все биографы Вольтера, — уязвленное авторское честолюбие короля. Одно дело — позволять лучшему поэту Европы править свои сочинения и совсем иное — узнать, что он дурно отзывается о них за глаза, подвергая сомнению само дарование поэта на троне перед подданными. Кто-то из завистников насплетничал королю, что Вольтер считает его стихи плохими. Рассказывали широко, и вряд ли это не дошло до высочайших ушей — когда генерал Майнштейн зашел к Вольтеру посоветоваться насчет своих мемуаров, тот ответил: «Я должен сначала выстирать королевское грязное белье, а затем уже приступить к стирке вашего».
Может быть, еще и не зная об этих слухах — при его остром языке они, вероятно, не были выдумкой, — учитель заметил, что ученик дает ему все меньше и меньше своих сочинений для исправлений. Написав так в «Мемуарах», добавил: «Я был в настоящей опале». Для того времени, о котором идет речь, жалобу можно счесть преувеличением.
Еще одну, третью причину охлаждения к нему Фридриха Вольтер подметил правильно: «Я почувствовал, как свобода моего обхождения с ним должна была не нравиться королю, более самодержавному, чем турецкий султан».
Очевидно, из-за всех трех причин, когда Ламетри — он позволял себе говорить королю все, что хотел, — однажды сказал его величеству: многие завидуют фавору, которым Вольтер пользуется при прусском дворе, последовал высочайший ответ — знаменитая фраза об апельсине, из которого высасывают сок, а затем выбрасывают кожуру. Под апельсином имелся в виду, разумеется, Вольтер, и словечко Фридриха означало: пусть завистники не беспокоятся — фавор недолговечен.
Конечно, фраза до Вольтера дошла, так же как и то, что главный распространитель слухов и сплетен о нем — Мопертюи. Во всяком случае, так говорили, и философ верил. А Ламетри вскоре, объевшись паштета, умер, и «апельсин» так и не успел у него спросить, добавил ли король, что Вольтер будет нужен ему не больше года.