Этот случайный спектакль имел такой огромный успех и такой широкий резонанс, что Вольтер захотел и в Делис завести постоянный домашний театр. Но то, что было просто в Сире и даже в Париже, тут не могло не вызвать осложнений, потому что противоречило самому духу кальвинизма. В отношении к театру кальвинисты — те же протестанты — не отличались от квакеров. В Женеве театральные представления — «порождение дьявола» — запрещены со времен Кальвина, а он умер в 1564 году. В 1732-м был издан новый указ против них. Когда профессор Морис рискнул у себя дома в 1748-м поставить христианскую трагедию Корнеля «Полиект», «дьявольского приспешника» проклинали с амвонов всех женевских церквей. В 1752-м пятнадцать подмастерьев-парикмахеров осмелились дать любительский спектакль, избрав для него «Смерть Цезаря» Вольтера. Им всем был вынесен строгий выговор.
Не удивительно, что и домашний театр автора трагедии у самых ворот Женевы вызвал серьезнейшее недовольство церковных и городских властей, по сути единых. Беда была еще в том, что сами женевцы не могли устоять против искушения ни как зрители, ни как исполнители. Тогда духовенство стало натравливать чернь на искусителя. Она хотела поджечь дом в Делис. Власть имущие не прочь были изгнать и самого хозяина из Женевы, из кантона, из Швейцарии.
Что же касается Вольтера, для него театр не просто развлечение и эстетическое наслаждение для себя и для других. Как он напишет потом в «Исторических комментариях» к «Генриаде»: «Театр облагораживает нравы». Поэтому, вынужденный обещать, что в Делис спектаклей больше не будет (и это обещание выполнялось не столь уж строго), он с тем большей энергией станет давать их в своей зимней швейцарской резиденции, на другом берегу озера, под Лозанной. Там теплее в прямом и переносном смысле слова.
Из-за преследования кальвинистами театра он очень быстро меняет свое отношение к Женеве, не восторгается больше господствующими там свободой и демократизмом нравов. Напротив, превосходно понимает лицемерие и рабскую трусость этих преследований, которые продолжатся и потом. В 1759-м он напишет д’Аламберу: «Если бы у наших социниан, женевских пасторов, не так велик был страх, они с удовольствием признали бы Христа богом, лишь бы получить право посещать представления театра, которые я устроил в Турне, совсем поблизости от Делис…» И не только посещать. Дальше в том же письме говорится: «…женевцы дерутся из-за ролей». Но это он понимает уже и в 1755-м.
Утешает то, что он «строит» и «сажает», хлопочет о благоустройстве Делис и других своих домов. Пока эти глаголы — «строить, сажать, выращивать» — не имеют еще того глубокого и расширенного смысла, который приобретут потом и выразятся в «Кандиде» знаменитым призывом: «Но надо возделывать свой сад». В Делис это для него еще больше развлечение и отдых от огорчений, избежать их не удается и в райском уголке. Вскоре после переезда в первое свое имение он советует знакомой даме заняться разведением сада: «Это очень развлекает, а развлекаться нужно. Пруды, цветы, кусты доставляют нам много радостей. Про людей это не всегда можно сказать». Чтобы утешиться от горестей, доставляемых людьми, новоявленный помещик входит во все мелочи. В одном из писем 1756 года прислуге Делис он приказывает собирать с каштановых деревьев майских жуков и кормить ими кур. Заботится сам, чтобы всегда в порядке содержались кухня и погреб, чтобы в конюшнях было много лошадей, в сараях много экипажей… Все это необходимо для приема многочисленных гостей. II он сам, и мадам Дени радушны, хлебосольны, а популярность Вольтера такова, что этот уединенный уголок быстро приобретает всеевропейскую известность. Так было и так будет везде, где бы он ни поселился, и никогда не мешает ему работать.