Вольтер (Акимова) - страница 181

На первую страницу

Поэма начинается с опровержения аксиомы, возмущения ею:

О жалкая земля, о смертных деля злая!
О ярость всех бичей, что встала, угрожая!
Неистощимый спор бессмысленных скорбей.
О вы, чей разум лжет: «Все благо в жизни сей»,
 Спешите созерцать ужасные руины,
Обломки, горький прах, виденья злой кончины,
Истерзанных детей и женщин без числа,
Разбитым мрамором сраженные тела;
Сто тысяч бледных жертв, землей своей распятых,
Что спят, погребены в лачугах и палатах,
Иль, кровью исходя, бессильные вздохнуть,
Средь мук, средь ужаса кончают скорбный путь.
Под еле внятный стон их голосов дрожащих,
Пред страшным зрелищем останков их чадящих
Посмеете ль сказать: так повелел закон, —
Ему сам Бог, благой и вольный, подчинен?
Посмеете ль сказать, скорбя о жертвах сами:
Бог отомщен, их смерть предрешена грехами?
Детей, грудных детей в чем грех и в чем вина,
Коль на груди родной им гибель суждена?
Злосчастный Лиссабон преступней был ужели,
Чем Лондон иль Париж, что в негах закоснели?
Но Лиссабона нет, — и веселимся мы.
Вы, созерцатели, бесстрашные умы!
Вдали над братьями вершится дело злое,
А вы причину бед здесь ищете в покое,
Но если бич судьбы познать случится вам,
Вы плакать будете, как плачут нынче там.

Ближе к концу дается вывод Вольтера:

Все может стать благим — вот наше упованье,
Все благо и теперь — вот вымысел людской!

Даже слабый перевод А. Кочеткова дает представление о взрывчатой силе поэмы. В книге о Вольтере Хэвенса приведен гораздо более выразительный вариант фразы «вот наше упованье». В черновике было: «вот наша хрупкая надежда».

Доктор Троншен — он имел самое большое влияние на автора — тщетно уговаривал его сжечь поэму. Другим друзьям удалось убедить его взять обратно рукопись, уже отданную братьям Крамерам, переделать, смягчить. В марте 1756-го поэма в новой редакции вышла в свет. И все равно такого шума еще ни одно произведение Вольтера не вызывало. Двенадцать изданий выходят и раскупаются моментально.

Поэма вызывает ожесточеннейшую дискуссию. Опровержения сыплются как из рога изобилия… Пасквили, устные проклятия с амвонов и других трибуна.

Воздействие поэмы на умы и сердца нельзя было уничтожить, как уничтожен сам Лиссабон, но это всеми средствами пытались сделать. Вольтер первый и единственный открыто высказал сомнение в том, что этот мир — лучший из миров, и тем самым посягнул на веру в бога. Ведь если бы было возможно создать лучший мир, бог с его мудростью, всесильный, добрый, это бы осознал! Так утверждали Лейбниц, Шефтсбери и другие философы. То же нашло свое классическое выражение в поэме Александра Попа «Счастливый человек». А Вольтер посмел усомниться в том, что наш мир не мог бы быть лучше. Он кричал: «Страдания не нужны!» Резкие вопросы его поэмы, как бичом, хлестали по церковникам и философам-оптимистам. Еще больше, чем последней атакой (все когда-нибудь будет хорошо — это наша надежда, все хорошо сейчас — обман), поэма воздействовала на современников всем ходом мысли автора, тем, что признание нашего мира лучшим из миров уже сейчас он воспринимал как оскорбление. Он негодовал против пренебрежения к человеку.

Следующая страница