Сам Вольтер, хотя и критикующий доктрину «все к лучшему в этом лучшем из миров», тоже ведь поначалу идеализировал прусский двор и Фридриха II!
В главе второй очень важна ироническая фраза, атакующая уже философию Шефтсбери, Локка и самого автора в молодости: «Как он (Кандид. — А. А.) ни был уверен, что воля свободна… пришлось сделать выбор». «Он решил в силу божественного дара, именуемого свободой, пройти тридцать шесть раз через строй (вместо того, чтобы получить в лоб двенадцать пуль. — А. А.) и выдержал две прогулки».
Сатирическое изображение войск болгар (пруссаков) и авар (французов) соединено с сатирой на лейбницианский оптимизм. «Ничто не могло бы сравниться по красоте, по блеску, благоустройству с обеими армиями. Трубы, флейты, гобои, барабаны, пушки создавали гармонию, какой не бывало и в аду. Сперва пушки уложили около шести тысяч человек с каждой стороны; потом ружейные залпы избавили лучший из миров от девяти или десяти тысяч бездельников, которые оскверняли его поверхность».
Затем следует явный выпад против Мопертюи, неудачно посетившего поле сражения, но он же и возражение Кенигу и Лейбницу — «Кандид дрожал, как подобает философу, в течение всей этой героической битвы, прятался, как только мог» и во время благодарственных молебнов, отслужить которые призвали оба царя, «решил уйти, чтобы рассуждать о следствиях и причинах в другом месте».
Он все еще верный ученик Панглосса и, даже когда в той же главе просит милостыню, объясняет, «что нет следствий без причин, все освящено цепью необходимости и устроено к лучшему».
В главе четвертой «Как Кандид встретил своего прежнего учителя философии, доктора Панглосса и что из этого вышло» одно несчастье громоздится на другое. Но главное — то, что Панглосс превратился в покрытого гнойными язвами сифилитика, явилось последствием «огромной цепи причин и следствий». Он заразился от графини, она — от каноника, он — от горничной Панкетты, она — от францисканца, тот — от маркизы, она — от пажа, паж — от иезуита, а этот, будучи послушником, получил болезнь по прямой линии от спутников Кристофора Колумба.
И все равно Панглосс считает, что «это было неминуемо в этом лучшем из миров, это было необходимо, ибо, если бы Колумб не схватил на одном из американских островов болезни, заражающей источник размножения, часто даже мешающей ему и, очевидно, противной великой цели природы, — мы бы не имели ни шоколада, ни кошенили…».
Но это же сказка, где все возможно, и чудесные спасения — непременная принадлежность жанра. Кунигунда и ее брат не раз, вопреки неизбежной гибели, оказываются живы. Однако к сказке примешивается сатира. Не изменив своей спеси, молодой барон откажет Кандиду в руке сестры и когда она подурнеет, постареет, станет до невозможности сварливой.