Но Вольтер, увы, не считал комедию опасной и перед премьерой 1760 года. Это явствует из письма его «театрального агента» д’Аржанталя к Палиссо от 10 апреля. Выражая, разумеется, точку зрения своего доверителя, граф писал:
«Я узнал вчера вечером, месье, что Вы рассматриваете анонс о двух пьесах месье де Вольтера как препятствие Вашему желанию, чтобы играли Ваших «Философов». Это мнение основано на темном слухе, который слишком хорошо освещен. Правда, месье де Вольтер прислал мне две трагедии, одну новую, другую исправленную, или, лучше сказать, совсем переделанную. Одна должна пойти зимой, другая — скоро, но могу Вас заверить — он далек от того, чтобы оспаривать Ваше место». Затем идет фраза, словно бы невинная, но и ядовитая: «Главные актеры, в которых он нуждается, в Вашей пьесе не играют. Можно разучивать обе одновременно…» И совсем мягко, но тоже с подтекстом: «Если это кажущееся соперничество Вас задевает, распределение ролей в трагедиях Вольтера задержат, пока постановка Вашей комедии не будет готова».
Кончается письмо традиционно любезно: «Пользуюсь случаем обновить заверение в чувствах, которые имею честь к Вам питать. Ваш очень почтительный и обязанный слуга д’Аржанталь».
В 1763 году Вольтер даже предпринял попытку примирить Палиссо со своей партией, написав ему: «…я хотел бы, чтобы Вы были другом всех философов, так как, в конечном счете, о многом Вы думаете так же, как они. Почему бы Вам с ними не объединиться? Я хотел бы видеть Вас в Ферне вместе с Дидро, д’Аламбером, Юмом, Жан-Жаком… Здесь и мадемуазель Корнель. Фрерона не будет». И очень характерная приписка: «Только дураки могут быть нашими врагами».
Палиссо был в самом деле одареннее и умнее если не Фрерона, то Помпиньяна, хотя на титульном листе первого тома собрания его сочинений из вольтеровской библиотеки собственной рукой владельца написано: «Очень плоские».
Характерно, что в примирительном письме, а таких было много, Вольтер все время употребляет местоимение множественного числа третьего лица — «они», «ними», а не «мы», «нами». Его отношения с Палиссо были несравненно лучше, чем у других философов, что не делало Вольтеру чести.
Палиссо, в свою очередь, очень дорожил хорошими отношениями с Вольтером и всячески старался показать, как огорчен тем, что оказался между двумя лагерями. Он писал в Ферне: «О несчастье, месье, я порой ссорился с философами и антифилософами… Могу Вас заверить, как человек чести, я сам не верю в мою ссору с настоящими философами!»
Вольтер в это время особенно заботился о расширении своего лагеря и старался быть терпимым, к кому только возможно, хотя и понимал, как трудно этого достигнуть. Он ответил Палиссо так: «Философ будет чувствовать себя плохо, участвуя в гражданской войне. Я всегда желал, чтобы все люди, думающие верно, объединились против дураков и крикунов. Я от всего сердца желал бы связать Вас с хорошими людьми. Но полагаю, не добьюсь ничего иного, кроме благодарности Фрерона и де Помпиньяна. Я согласен с Кандидом, что надо возделывать наш сад…»