ГЛАВА 3
АДВОКАТ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Кто не слышал о деле Дрейфуса и защите его Золя, мултанском деле и роли в нем Короленко?
Но Вольтер первым из писателей не только выступил против нетерпимости, которую, по словам Виктора Гюго в его речи к столетию со дня смерти великого человека, представляла религия, несправедливости — правосудие, невежества — народ, но и победил. До Вольтера Каласы всегда были виноваты, а судьи — правы.
Самое удивительное, что Вольтер, живя вдалеке, сперва и не знал об этом деле, о котором весь свет говорил: «Калас убил своего сына, чтобы наказать за обращение в другую веру. Это ритуальное убийство. Это ужас из ужасов!» И когда слух о нем докатился до Ферне, «патриарх» тоже сперва осудил «убийцу», уже казненного по приговору Тулузского парламента. К тому времени Вольтер разочаровался в протестантах, а Калас был гугенотом, и его сын Марк Антуан якобы перешел в католичество и на самом деле увлекался театром. Философ сказал: «Мы немногого стоим, но гугеноты еще хуже, чем мы, декламируя против Комедии. Вот нашелся человек, ненавидящий театр и поэтому убивший своего сына. Жан-Жак нападает на театр, он способен на то же». По любому поводу Вольтер вспоминал недобрым словом о Руссо.
Но позиция фернейского мудреца в деле Каласа потом изменилась благодаря информации, всегда быстро получаемой им отовсюду, но на этот раз задержавшейся. Из Тулузы приехал д’Аламбер и рассказал о процессе. Вольтер сразу лишился сна. Гадина столкнулась с Гадиной, католики с протестантами. Он не знал еще, кто прав. Но счел себя обязанным прояснить истину, дознаться, что же произошло на самом деле. Ни обвинение, ни невинность осужденного равно не доказаны, потому что, как он быстро понял, настоящего следствия не провели.
Ну что же, он проведет следствие сам, пусть после приведения в действие приговора. Тут в Вольтере проснулся юрист. Исходя из презумпции невиновности, он решил добыть доказательства преступления Каласа. Если же их нет — значит, ошиблись судьи, и казненного нужно посмертно реабилитировать.
Словом, он взял на себя работу, которой не проделали ни следователи, ни суд. Не будучи еще уверен в невиновности Каласа, понял, что обвинение не доказано. А это задевало его страсть к справедливости правосудия, почти никогда не удовлетворявшуюся.
Итак, поначалу Вольтер заинтересовался и занялся делом Каласа, еще словно бы не как боец с Гадиной, но как потомок Аруэ и особенно Домаров. Терпение, хладнокровие, проницательность, беспристрастие, энергию — все эти качества он применил, чтобы провести следствие прямо-таки классически. Еще важнее, что его совесть была отравлена этим делом. Он должен был за него приняться, и он принялся.