В официальных документах Мари Луиза Дени именовалась Дама Ферне. Вольтер сделал ее совладелицей имения. Так была оформлена и купчая.
Уже со встречи во Франкфурте до последних дней жизни дяди племянница была, казалось бы, неизменной спутницей его жизни. Хотя мадам очень растолстела, потеряла привлекательность для других, Вольтер любил ее так же горячо и слепо. Только временами прозревал. Мадам Дени играла главные роли в его трагедиях, была хозяйкой за его столом. Иной вопрос, играла ли она главную роль в его духовном мире?..
Многие письма разным лицам, особенно приглашения, иные послания светского характера отправлялись из Ферне за двумя подписями — месье де Вольтера и мадам Дени. Иногда она писала одна, по поручению дяди или просто вмешиваясь в его дела. И тон ее писем в этих Случаях был достаточно властен.
Так, 28 марта 1762-го Дама Ферне извещала Лекена:
«Мы будем играть «Семирамиду», «Танкреда»… и «Кассандру» («Олимпию». — А. А.). И я объявляю что дядя не даст Вам «Кассандры», если не приедете за ней сами. Он настроен очень решительно. Кроме того, мой дядя имеет другие замечательные произведения, о которых хочет с Вами поговорить. Словом, месье, мой дядя иначе не будет удовлетворен… Вы не получите даже «Кассандры», если не явитесь за ней одни или с маркизом де Хименесом. Просите меня, если хотите, чтобы я дала Вам играть ее в Париже до отъезда!
В Ферне Вы найдете очень красивый театр, с прелестным залом, дядю и племянницу, которые Вас любят постоянно, и толпу народа, умирающую от ожидания…
Я буду Семирамидой, Аменадой, Олимпией и испытаю особенное удовольствие, играя с Вами…»
В другом письме Лекену, четырьмя месяцами позже, мадам Дени выражала свою любовь и преданность дяде, восхищение его портретистом Лемуаном и благодарность посреднику между ними, адресату. «Пишу Вам, не зная адреса человека, вызвавшего мои восторг, и прошу передать ему просьбу закончить произведение и то, каким преклонением перед его величием я проникнута.
Мой дядя с самого Вашего отъезда (Лекен приезжал. — А. А.) болен. Он очень деятелен, нуждается в постоянном уходе».
И однако, в отличие от главы «В Сире, или Божественная Эмилия» к заглавию главы «В Ферне…» я не прибавила «и мадам Дени» или «и обожаемая Мари Луиза». А внешняя аналогия очевидна, и с племянницей-любовницей он прожил вместе даже не пятнадцать, а двадцать четыре года, не говоря о том, что связь их началась в 1744-м.
Конечно, столько лет проведя с Вольтером, общаясь благодаря ему с самыми выдающимися умами и талантами Европы, Мари Луиза внешнего лоска набралась. Мы уже видели, что она бралась рассуждать о театре и изобразительном искусстве, хотя в оценке Лемуана, называя его первым художником всех веков, и ошиблась. Но ни разносторонних дарований, ни редчайшей образованности, пытливости ума, одержимости наукой, ни высокого строя души божественной Эмилии в ее преемнице при всем желании обнаружить нельзя.