О врагах можно было пока не думать, тем более что дружественно настроенные посетители и просто любопытствующие осаждали отель на улице Бон. В первый же день их набралось человек триста. Особенно долго — после длительной, хотя и менее, чем с другими, разлуки — он беседовал с д’Аламбером. Не меньше — с Дидро. Наконец-то им удалось встретиться и лично познакомиться! Академия наук и другие учреждения прислали целые депутации. Актеры Комеди франсез хотели не только повидать своего любимого и почитаемого автора, но и посоветоваться с ним о распределении ролей в «Ирине». Не преминули засвидетельствовать свое почтение композитор Глюк, английский посланник, мадам Дюбарри. Мадам дю Деффан заметила: «Весь Парнас здесь!» Хозяин по-прежнему поражал гостей остроумием, каскадом блистательных мыслей, любезностью.
Конечно, Вольтера утомляет этот беспрерывный поток. И вместе с тем он счастлив видеть вокруг себя столько почитателей, друзей и, главное, единомышленников. Генерал проводит последний смотр своей армии.
Посетил его и посланник во Франции только что созданных Соединенных Штатов Бенжамин Франклин, даже привел с собой маленького внука. Комната была полна французов. Однако хозяин адресовался к американцу по-английски. Тогда кто-то из гостей напомнил, что посланник Соединенных Штатов великолепно владеет французским языком. Вольтер на это замечание ответил:
— Я хотел показать месье Франклину, что говорю на его языке. — И тут же, адресуясь к нему самому, добавил: — Я желал бы поехать и пожить в вашей счастливой стране.
Тогда Франклин, растроганный донельзя, попросил «патриарха» благословить его внука. Вольтер торжественно возложил руки на голову коленопреклоненного мальчика и произнес: «Во имя бога и свободы!» (по другой версии: «Бог, свобода, терпимость!»).
Когда Вольтер пригласил Тюрго, теперь тот был не у дел и в опале, первое, что попытался сделать, — поцеловать руку государственного деятеля. Младший из них запротестовал. Но старший продолжал упорствовать и сказал:
— Дайте мне поцеловать руку, которая подписала спасение народа! — Затем он назвал голову Тщрго, орудие добра, золотой.
При всем том в свободное от посетителей время он продолжал работать, вносил исправления в «Ирину», начал новые трагедии.
Однако Вольтеру восемьдесят четыре года, у него слабое здоровье, он привык к совсем иному образу жизни, хотя — мы знаем — тоже мало напоминавшему отдых… Уже 12 февраля он писал из Парижа доктору Троншену», «Старый больной удивлен тем, что он жив…»
Заболев, лежа в постели, Вольтер не прекращает приема визитеров, но выполняет другое распоряжение Троншена — не ездить в театр. Только 30 марта — он посмотрит «Ирину» в Комеди франсез. В четыре часа того же дня Вольтер должен побывать на собрании в Академии наук, после чего тихонько поехать в театр.