Вольтер (Акимова) - страница 41

Для Корнеля в трагической судьбе Эдипа главное — герой не виноват в своих преступлениях, в том, что убил отца и женился на матери. Но автор нисколько не осуждает богов и жрецов. Вольтер же обвиняет несправедливых богов и их служителей за то, что они воспользовались несчастливо сложившимися обстоятельствами, чтобы наказать справедливого, пекущегося о народном благе правителя, и тем самым вызвали народные бедствия. Правитель обязан заботиться о народе, он — слуга народа. Вот главное мерило его достоинств и недостатков. Это просветительская идея, которой при всех ее вариациях Вольтер будет верен всю жизнь. И здесь сочувствие автора полностью отдано Эдипу и народу.

Вольтер выдвигает против религиозной доктрины благого, справедливого бога, которому противостоит неразумный мир, где царят зло и насилие, просветительскую идею — мир неразумен, но может стать разумным, и таким ого могут сделать лишь люди. В V сцене IV акта его Эдип говорит: «Безжалостные боги, мои преступления и ваши, а вы меня наказываете!» В VII сцене V акта Иокаста идет еще дальше. «Почтите мой костер, — обращается она не только к действующим лицам, но и к публике и к потомству, — и не гасите никогда! То, что угнетает множество людей, заставит покраснеть и богов».

Для Корнеля естественно называть Иокасту «мадам» и выводить ее и Эдипа на сцену всякий раз в сопровождении свиты. Для Вольтера это просто немыслимо. И для Софокла если не суть, то фон событий — судьба народная и судьба человеческая. Очень схож у него и у Вольтера характер самого Эдипа.

Но Вольтер, для которого, разумеется, языческие боги и жрецы лишь костюмы христианского бога и католического духовенства, полемизирует и с Софоклом. Эдип древнегреческой трагедии бессилен перед слепой и безжалостной властью обстоятельств, именуемой роком. Словно бы и мы, как Вольтер с его стремлением к правде, должны принять уважение Софокла к объективной действительности. Но Софокл не включает в объективную действительность деятельность человека. А Эдип Вольтера впервые не винится в невольных преступлениях, не смиряется, бросает вызов богам, как мы уже знаем, и обвиняет их.

В письме отцу Поре 1730 года, приложенному к экземпляру «Эдипа», Вольтер заявляет, что хор в трагедии выглядит искусственным, когда речь идет о событиях личной жизни героев. Здесь он — ученик Расина с его вниманием к изгибам человеческой души. Кто же станет изливать свои чувства при посторонних? Но в трагедиях политических, считает Вольтер, хор вполне уместен. «Эдип» — трагедия политическая; и хотя хора в ней нет, он есть лишь у античных авторов, Вольтер ввел народных персонажей и толпу.