Из Константины мы выехали в Аннабу. Мне уже доводилось бывать в этом городе с ровными, прямыми улицами, мало характерными для облика алжирских городов, с густой зеленью высоких пальм на площади перед вокзалом и на широком центральном бульваре Революции. За истекшие десять лет Аннаба стала теснее, многолюднее, но сохранила прежний вид южного приморского города с европейской, по преимуществу геометрически правильной (квадратно-прямоугольной) архитектурой, с обилием магазинов, ларьков и просто одиночных торговцев, разложивших товар прямо на земле. Как и в Константине, здесь почти не замечаешь границы между современными и старинными кварталами. Но в отличие от Константины, где большинство мусульманок кутается в черные покрывала, здесь много женщин в европейских или традиционных цветастых платьях. Нам не удалось много походить по городу, так как жили мы в 14 километрах от него, в местечке Сераиди, куда наш автобус взбирался по крутому серпантину довольно долго, причем рев его мотора становился все жалобнее и жалобнее. Наконец мы оказывались на высоте 860 метров над уровнем моря, прямо у ворот роскошного отеля «Мунтаза», выглядевшего как рафинадный замок на высокой скале (раньше он так и назывался: Ксар дю Роше — Наскальный замок). Отличный вид на море и близлежащие горы, свежий, прохладный воздух напоминали нам, что равнинность и ровность Аннабы — это исключение из правила, случайный каприз алжирской природы, как бы пожелавшей отдохнуть от непрерывной сгорбленности и вздыбленности горного ландшафта.
Чередование равнин и гор вообще характерно для всех районов Алжира. Пожалуй, только на востоке страны побольше гор, а на западе — равнин. Но, как правило, везде есть и то, и другое. Например, по дороге из Аннабы в Сетиф трудно даже сказать, сколько раз горный пейзаж сменяет равнинный, и наоборот. А вот от Сетифа к морю дорога идет среди желтовато-зеленых гор, а оканчивается недалеко от Беджайи обширным и ровным пляжем, который с одной стороны неумолимо выгрызают набегающие пенистые волны Средиземного моря, а с другой — теснит огромный великолепный отель «Хаммадиды», названный в честь берберской династии XI–XII вв. Отель похож на вытянувшийся вдоль берега замок, сплошные контрфорсы которого выступают наподобие исполинских белых ребер, с черными квадратами окон. С наступлением темноты очертания замка смазываются, и он становится похож на облако тумана, спустившегося с чернеющих вблизи гор.
— Рядом с нами Беджайя, — говорит Аззеддину. — Она была еще древнеримским портом Сальде, но по-настоящему расцвела при Хаммадидах, когда называлась Насырийя в честь основателя династии эмира Насыра. Однако сохранилось ее нынешнее название Беджайя, которое, как полагают, произошло от слова «бекайя», то есть «выжившие», «оставшиеся», «беглецы». Очевидно, имелись в виду андалусские мавры, заселившие город позже. Но это пока еще теория, которую предстоит доказать.