— Довольно! Вы сами знаете, что другие не удержат ее. Не уследят…
Так и не дает Ларре Таррум Брасу и Инне себя переубедить…
Норт со мной не прощается. Но уезжает весь мрачный. Я-то знаю почему. Война больше не приносит радости его мятежному духу. Перестала пьянить норта кровь противника, пролитая в схватке. Насытился он сражениями, не способны они больше унять его дикую душу.
Нелегко ему меня оставлять, хоть и взгляда в мою сторону хозяин поместья не кинет.
Но все же он уезжает, а у меня на сердце остается лежать тягостное и неприятное чувство. И я не ведаю, как оно зовется. Только моя клетка еще более гнетущей начинает казаться. Пустой.
И все-таки надеюсь, Ларре Таррум, больше я тебя не увижу. Прощай…
* * *
С наступлением вечера в мою комнату заходит Ольда.
— Вот ужин тебе принесла, — говорит она мне. — А Дарий тебе передал букварь. Завтра его в поместье не будет.
В волосах у женщины змеями вьются сребристые ленты. Они то и дело привлекают мой взгляд, не могу на них не смотреть.
— Стой, — прошу я Ольду.
— Что тебе? — спрашивает она, снова поворачиваясь ко мне.
— Что с тобой?
Я смотрю на нее пристально, но женщину мое внимание смущает. Она быстро отводит взгляд.
— А что со мной может быть? — притворяясь, с беззаботностью она отвечает. Но я-то знаю. Чую. От меня такие детали не ускользают, будто скользкая рыбешка меж сухих рук.
— Ты ранена, — сообщаю я очевидное.
— Нет, — отрицает Ольда.
— Да, — упрямо киваю. — Удары. Синяки. Здесь, — указываю я на ее ребра.
Женщина бледнеет.
— Как ты узнала? Я же никому… — она осекается. — Это что видно, да?
— Только мне, — признаюсь я.
Она устало садится на мою кровать и опускает голову. В волосах блестят ленты…
— Мой муж. Он… Он…
— Ты ведь из Лиеса, да? — задаю я давно возникший в голове вопрос.
— Родители оттуда, а большую часть жизни я провела в Кобрине.
В комнате повисает тишина. По щекам Ольды бесшумно катятся соленые и горячие слезы.
— Что мне делать? — опустошенно спрашивает она у меня.
— Уходи от него, — горячо я советую. — Зачем тебе тот, кто приносит лишь боль и унижение? С кем невозможно разделить радость?
— Я не могу, — шепчет Ольда. — В империи мужчина имеет над женщиной полную власть. Мои дети… они… они… — она захлебывается в рыданиях.
Когда я была еще несмышленым переярком, одна волчица из моей стаи ушла к красноглазым. Сама. Ее умоляли, просили одуматься, но она была непреклонна. Так одурманил ее один матерый из стаи восточных берегов реки Эритры.
Первое время, когда мы встречали покинувшую нас волчицу, она была охвачена радостью, а ее глаза светились от счастья. Но потом… Ее взгляд потух. А затем мы перестали находить в лесу знакомые следы.