, заклинатели и разнообразные страшные создания, которыми полна Эллойя. Так считают в Кобрине… Хотя как по мне, инквизиторы просто избавляются от тех, кто способен с ними управиться. А мощь карателей простирается столь же широко, как и у тех тварей, которых они истязают и убивают…
— Сначала вы все кричите. Потом начинаете лепетать и сбивчиво говорить…
Мое тело все покрыто тонкой корочкой льда. Не разлепить глаз от холода. Сердце все обросло белым инеем, а на черных волосах — снег. Я не вижу его, но чувствую. Это коварная искусная иллюзия или страшная правда?..
Когда же уйдет эта боль?
— Твари ночи всегда просят визирей прекратить, упрашивают, подгибая колени. Ты будешь, умолять меня, волчица?..
В моих легких сидят ледяные иглы, пробивая тонкие пузыри, впиваясь в покрывающие их сосуды. Мышцы в ногах, не способных сделать ни шага, холодны. Каратели не знают милости…
А передо мной открывается страшная правда: инквизиторы — маги, чья сила не терпит других. Она уничтожает, сминает нас, боясь погибнуть самой. Но с мощью Баллиона одной мне не справиться: не выдержу — она слишком для меня велика.
— Скажешь мне правду? — почти что лаская, клокочет голос карателя.
— Нет, — шепот вырывается из моих полураскрытых губ вместе с белесой дымкой теплого пара.
И затем я снова кричу, а мой вой уносит вездесущее подземное эхо.
— Довольно, Баллион, — останавливает Ультор. — Она нашла послание в поместье Таррума.
— Вы… прочитали ее?
— Это ясно и так. Но не надейся, даану. Некоторым пророчествам сбыться не суждено, — говорит главный инквизитор.
Он держит в руках лист, не рассыпаться прахом которому не дает лишь древняя волшба. На него падает свет от белоогненных светочей со стен. И сквозь просвечивающуюся бумагу видна метка — ровна такая же, как на айсбенгских скалах, как на груди Ларре. Похожая на знак, выведенный на витраже в поместье. Тот, что лежит у лап темной волчицы.
Я рвусь вперед, пытаясь выхватить, рассмотреть. Корю себя за то, что не успела и не осилила прочитать, не взглянула на послание на просвет, подставив к солнцу. Но Баллион снова бьет меня своей черной и липкой, ледяной силой.
Пророчество. Дающее надежду спастись моей стае, живущей в немилосердном Айсбенге. Неужели оно существует?
— А некоторым историям не стоит быть рассказанным, — заключает Ультор, и лист бумаги в его руке загорается ярким кипенно-белым пламенем.
И тут я в ужасе кричу:
— Нет!
Но поздно. В ладонях старший инквизитор теперь держит лишь горсть мелкого серого пепла. Его быстро уносит гуляющий по подземелью сквозняк.