— Что за интерес к моим личным вещам? — спрашивает и, ответа не дожидаясь, вмиг свирепеет. — Отвечай!
Нет, не могу я сказать, о чем нари Бидриж просила. Это мой шанс вернуться назад домой. Иначе, если даже сумею обдурить коварного норта, за городские ворота охрана не пустит меня. Поймают… Даром тогда, по приезду, обратили сразу внимание. Стражи — острый взор инквизиции. А от фасциев мне никогда самой не уйти.
Но чую, отчего я не знаю сама, что в заветной шкатулке лежит искомый кулон из лунного камня. А там заполучу я его и из тесной клетки назад легко выберусь.
А норт громадной скалою надо мной нависает, опираясь руками о твердую холодную стену. Я же, что в тисках, прижата к нему. И деться из сильного захвата Таррума мне нельзя никуда.
Сам Ларре грозен и страшен. Глаза подобны глубокому, штормящему океану. Он беснуется, злится, едва ли не скалит клыки. Но есть в его запахе нечто еще. Предвкушение, дурманяще-сладкое.
Это чувство знакомо мне. Понравилась ли охота тебе, норт?..
Еще поиграем?
Я чувствую возбужденье. Оно, что бурлящий, клокочущий огонь, во мне легко разгорается. Но это чувство — лишь отражение того, что ощущает сейчас Ларре рядом со мной. Вижу, как его ноздри по-звериному раздуваются, чуя мой запах. Прямо как волк…
Ко мне наклоняется и жадно целует меня. Терзает, никак не насытившись. Как горячо… Я кусаю его и во рту ощущаю кровь. Его, странно железную, пьяную мной.
Мужчина скользит жадно ладонями по моему прижатому телу. Не дернешься ведь, не выпустит из захвата. Ларре меня к себе все тесней прижимает. И дразнит, ласкает. Будто он желает меня к своим ласковым рукам приучить. Как человек мыслит. Жаль…
И вдруг я вспоминаю. Китана, бежавшего рядом со мной, обгоняя стремительный ветер. Моего дона, делившего со мной азарт охоты. Родного волка, к чьему боку замерши я прижималась.
Будь я человеком, непременно возненавидела бы Ларре за то, что моего любимого он погубил. Но я зверь, признающий лишь силу, заточенную в справедливой жестокой схватке. И раз сумел дона моей стаи Таррум одолеть — значит, его победа бесспорна.
Но все же я его ненавижу. Ни за смерть Китана, за другое. За то, что свободы меня, волчицу, лишил, надев колдовское кольцо. Отправил в дурно пахнущий Кобрин, на цепь в зловонной Аркане меня посадил. Теперь лишь могу я мечтать, чтоб в шкуре, привычной мне, пробежаться, лапами родного снега коснуться.
Пленил, подчинить теперь думает…
Не бывать.
Я клыками вцепляюсь в него, гневно кусаю. Вырываюсь, но он держит, крепко, оплетая меня прутами. Как вдруг Ларре сам меня за холку кусает, по-звериному будто усмиряя мою непокорность.