Когда я пришел в себя, то лежал на диване в комнате, а надо мной склонился врач. Утреннее солнце лилось в окна. Все мои спутники ушли, никто не знал, куда.
— В чем дело? — слабо спросил я. — Я умираю?
Врач покачал головой.
— Вы серьезно ранены, — сказал он, — но, если будете вести себя спокойно и с осторожностью, вы поправитесь. Могу я пообщаться с вашими друзьями?
— Напишите моему отцу, — пробормотал я. — Вы найдете его… его адрес в моей записной книжке.
Врач взял ручку и бумагу и немедленно написал, частично под мою диктовку, а частично исходя из своего мнения о моем состоянии. Затем он сказал, что мне не следует волноваться и что я должен, прежде всего, избегать волнения. Когда он произнес эти слова и поднялся, чтобы уйти, внезапная мысль или, скорее, внезапное предчувствие поразило меня.
Я поднес руку к груди. Мои бриллиантовые запонки пропали!
После этого я больше ничего не помню. Шок произвел на меня тот самый эффект, которого так старался избежать врач. Я снова потерял сознание и, вернувшись к жизни, впал в состояние бредовой лихорадки. В течение многих недель я находился на пороге могилы; и когда я, наконец, пришел в себя, то обнаружил, что мои дорогие отец и мать рядом со мной. Они поспешили на помощь и простили меня, и их нежным заботам я был обязан своим вторым существованием. Как только мое здоровье сносно поправилось, мой отец вернулся на несколько недель в Россию, закрыл свой бизнес, реализовал свое состояние в деньги и вернулся во Францию независимым человеком. Этот превосходный родитель недолго пережил случившиеся перемены. Не прошло и двух лет с того момента, как он обосновался в Париже, и он умер; моя мать пережила его всего на несколько месяцев. Они оставили меня наслаждаться королевским состоянием, которым прежний опыт научил меня достойно пользоваться. Я не пью и не играю в азартные игры. Я провожу свою жизнь главным образом в путешествиях. Я никогда не был женат и не думаю, что когда-нибудь женюсь, потому что Катрина всегда присутствует в моем сердце, и когда я потерял ее, то потерял способность любить. С тех пор прошло пятнадцать лет. Я странствовал по многим землям: ступал по развалинам Фив и будил эхо Помпеи; стрелял в буйволов в западных прериях и преследовал диких кабанов в лесах Вестфалии. Сейчас я на пути в Данию, но намерен задержаться на несколько дней в Брюсселе, где, вероятно, буду иметь удовольствие снова встретиться с вами.
Сказав это, незнакомец поклонился, и я поклонился в ответ.
— И теперь, сэр, — продолжил он, — с той ночи, когда я потерял их в драке в Мезон Доре, до сегодняшнего вечера, когда я увидел их на вашей рубашке, я никогда не видел этих бриллиантовых запонок. Я искал их, давал объявления, предлагал за них бесчисленные награды в течение пятнадцати лет, — но до настоящего момента все было напрасно. Не из-за их ценности, — потому что я мог бы купить много таких, как они, — но из-за ассоциаций, связанных с ними, я так высоко ценю эти камни. Это — те самые, которые мой дед прятал в своей циновке; которые мой отец подарил мне на день рождения; которые впервые привлекли ко мне взгляд моей утраченной Катрины. Конечно, сэр, вы признаете, что это простительная слабость, а также то, что запонки действительно мои?