заняли лидерские позиции в установившемся режиме. Сейчас любое народное восстание привело бы к утрате ими статуса элиты (как Гвиччардини увидит в 1529–1530 годах)
[314]. Поэтому
ottimati не представляли никакой опасности для правящей семьи, которая могла бы с выгодой для себя искать их дружбы, обеспечить себе таким образом свободу действий и укрепить свои позиции, заручившись их помощью, советом и преданностью.
В своем трактате Гвиччардини, по-видимому, более обычного отождествляет себя с группой, для которой пишет: постоянно употребляется форма первого лица множественного числа, и здесь явно слышна нота отчаяния. Можно задаться вопросом: не разрушают ли его доводы претензию аристократов на отношение к ним как к равным в самой ее основе, оставляя на их долю лишь почтительность и зависимость? Существует еще одно discorso, датируемое более поздним, 1516 годом, и посвященное укреплению власти Медичи. Сочинитель рассуждения защищает еще более радикальную и хитрую политику, чем даже та, что была предложена Паоло Веттори. Его автор, Лодовико Аламанни[315], согласен с Гвиччардини в том, что непрочность положения Лоренцо в Италии, зависящего от жизни Льва Х, делает тем более необходимым укрепление постоянной власти Медичи во Флоренции[316]. Однако Аламанни кардинально расходится с Гвиччардини во взглядах на то, как можно этого добиться. Он разделяет мнение, что широко распространенное среди граждан желание участвовать в управлении городом постоянно затрудняет удержание власти в руках небольшого числа людей, но заявляет, что знает, как превратить это стремление во что-либо иное. Этой цели нельзя достичь террором: если насилие будет неразборчивым, то неизбежно приведет к уничтожению не только врагов, но и друзей, а если прицельным, то репрессии следовало отложить до тех пор, пока враги не выдадут себя. Не поможет здесь и высылка граждан, которые объединятся в группы непримиримых заговорщиков, равно как и убийство людей без суда, которое еще больше осложнит отношения и запятнает репутацию правителя. Римские запреты были возможны лишь потому, что за пределами Рима не существовало другого центра власти, а Агафокл, правитель Сиракуз, и Оливеротто да Фермо были такими отчаянными преступниками, что их едва ли волновали последствия их поступков[317]. Аламанни был знаком с Макиавелли, и его слова наводят на мысль, что он читал «Государя», где Агафокл и Оливеротто фигурируют исключительно как злоумышленники. Впрочем, его мысль идет в направлении, которое нельзя назвать близким ни к концепции Макиавелли, ни к теории Гвиччардини. Аламанни, как и все остальные, знал, что в 1434–1494 годах Медичи правили, сформировав группу граждан, обязанных им своей должностью и положением и в выполнении своих общественных функций послушных их желаниям. Как приверженцы власти аристократии, так и сторонники республики в своих размышлениях исходили из следующего утверждения: даже если до 1494 года эта практика не приводила к нестабильности, возобновить ее в изменившихся условиях 1512 года невозможно. Аламанни весьма пространно оспаривал эту точку зрения